Золотая коллекция русского кино Смотрите сегодня: "Карьера Димы Горина"

Пушкин. Киносценарий. Глава 12

...Открыв глаза, Пушкин видит лицо своего старого, верного дядьки; в его глазах слезы. Никита Тимофеевич вносит его на руках в прихожую, с укором и дрожью в голосе приговаривает:

- Как же, Александр-Сергеевич... Как же вы...

- Грустно тебе нести меня?.. - Пушкин попытался улыбнуться. Он видит испуганные лица слуг, вбежавшую в прихожую растерянную Наталью Николаевну, опережая готовые сорваться с ее уст слова, спокойно говорит ей:

- Рана моя вовсе не опасна. Ты иди к себе. Я потом позову тебя.

Остолбенев, она со страхом смотрит, как Пушкина несут вверх по лестнице, а губы ее непроизвольно шепчут: "Нет!.. Нет!.. Нет!.."

...Утро выдалось скверным: дождик моросил вперемежку со снегом, и ветер заставил дам взяться за шляпы, едва они вышли из кареты и направились к дому. Идалия Полетика, держа под руку Наталью Николаевну, непрестанно щебетала, отвлекая ее внимание от происходящего вокруг. Близорукая Пушкина не заметила ни дворцового экипажа, стоящего поодаль, ни странного человека в черной шинели, маячившего в беседке.

Войдя в дом и снимая у зеркала накидку, Наталья Николаевна спросила:

- Так зачем я тебе так спешно понадобилась?

- Поднимемся наверх, - Идалия явно нервничала, - за чашкой чая я все тебе объясню...

Попросив гостью подождать в гостиной, Идалия вышла, притворив за собой дверь. Не прошло и пяти минут, как разгневанная Пушкина выбежала из гостиной и, бросив на ходу: "Как это низко!" - устремилась вниз по лестнице.

Каково же было удивление Идалии, когда в гостиной, кроме Жоржа, она обнаружила еще одного гостя - родственника императрицы принца Прусского, который гневно отчитывал Дантеса:

- Ты все испортил! Ты должен был позвать меня!..

Пушкина, переодев во все чистое, уложили на красном диване в кабинете. Когда приехавшие врач Задлер и акушер Шольц осмотрели рану и Задлер поспешил за нужными инструментами, Александр Сергеевич громко и ясно спросил:

- Что вы думаете о моей ране?

- Не могу вам скрывать, что рана ваша опасная. - Акушер Шольц не хотел обнадеживать страдальца.

- Скажите мне - смертельна?

Несколько смутившись, акушер огляделся и, видя, что в кабинете нет никого, кроме Данзаса, объявил приговор:

- Считаю долгом это не скрывать.

Пушкин потер рукой лоб, закрыл глаза.

- Впрочем, я акушер, могу ошибаться... Услышим мнение Арендта и Саломона... За ними послали...

- Благодарю вас, - прервал его Пушкин, - вы поступили по отношению ко мне как... как честный человек. - Он снова потер лоб рукой. - Мне надо привести в порядок мои дела...

Он завороженно смотрел на танцующий перед ним на столике огонек свечи и видел другой огонь - пламя щедрого нащокинского камина... Видел лица своих друзей... Войныча, Языкова... Даля... Жуковского... Пушкин перевел взгляд на книжные полки над своей головой и, словно прощаясь с ними, сказал:

- Прощайте, друзья!

- Что? - переспросил Шольц, меняя компресс на ране.

- Мне кажется, что много крови идет.

- Теперь крови мало. - Шольц поправил одеяло. - Вы желаете кого-нибудь видеть?

- Разве вы думаете, что я часу не проживу? - улыбнулся Пушкин.

- О нет, не потому, но я полагал...

- Позовите Данзаса, - попросил Пушкин.

- Я здесь. - Данзас склонился над другом.

- Возьми перо. Запиши все мои долги... Нет, погоди, - остановил его Пушкин. - Дай с полки вон ту шкатулочку. Открой... там кольцо с бирюзой... Талисман от насильственной смерти, подарок Нащокина. - Пушкин взял кольцо, посмотрел на него, грустно улыбнулся. - Экая беда! Сегодня я не надел его. Возьми. - Он протянул кольцо смутившемуся Данзасу. - Носи, не снимай... Я не хочу, чтобы ты мстил за меня... Они тебя тоже убьют...

В кабинет вместе с приехавшим доктором Арендтом ворвалась Наталья Николаевна. Она устремилась к постели мужа, встала пред ним на колени, взяла его руку.

- Будь покойна, мой ангел, - нежно произнес Пушкин, - ты невинна в этом... Это дело, которое касалось одного меня.

Он улыбнулся и поцеловал руку жены. Она в ответ прижалась губами к его руке, готовая разрыдаться.

- Ступай, душа моя, и не тревожься. - Александр Сергеевич глазами попросил Данзаса увести жену. - Я позову тебя потом.

Проводив Наталью Николаевну, Данзас впустил в кабинет возвратившегося Задлера и доктора Спасского. Новый осмотр причинил Пушкину новые муки, но снова он не проронил ни звука, поражая своим мужеством медиков, знающих о том, какую непереносимую боль должно причинять подобное ранение.

- Не стыдитесь своей боли, стоните, - советовали доктора. - Вам будет легче...

- Нет, не надо стонать, - улыбался Пушкин, - жена услышит... И смешно же, чтоб этот вздор меня пересилил... Не хочу...

Он стиснул зубы, закрыл глаза. Он терял сознание. Но и там его преследовали навязчивые тени: лица Дантеса и Луи Геккерна, князя Суццо и супругов Нессельроде, принца Прусского, странного незнакомца в черной шинели...

Он летел, плыл по коридору за массивной фигурой в генеральском мундире. У заветных, инкрустированных перламутровой мозаикой дверей генерал обернулся, оказавшись графом Бенкендорфом. Он улыбнулся и, отворив дверь, пригласил за собою...

- Мне доложили, что ты, Пушкин, вызвал на дуэль поручика-кавалергарда... - сухо произнес император вместо приветствия, взглядом уточняя у Бенкендорфа фамилию.

- Барона Геккерна, - не замедлил с ответом Александр Христофорович. - Дантеса.

- Не скрою, ваше величество, я послал вызов этому субъекту с двумя именами... и тремя отечествами.

Государь не мог скрыть улыбки, но тут же принял строгий, холодный вид, произнес:

- Разве ты не знаешь, что дуэли строжайше запрещены еще со времен моего прадеда?

- Я дворянин, ваше величество. И для меня понятия чести святы.

- Если тебе жизнь не дорога, подумал бы о детях, о жене.

- О них я и думаю. Что, кроме честного имени, я могу им оставить? Распространяемая в свете клевета о жене моей марает мое имя, принадлежащее не только мне, но всем моим славным предкам, моему Отечеству. Клевета - оружие низких людей, и вероятно, было бы разумнее не замечать их низость, но допустить, чтобы мою жену...

- Твоя жена добрая женщина, - прервал Государь, вставая и направляясь к Пушкину, - и я искренне люблю ее. Как-то раз я разговаривал с нею о комеражах, которым ее красота подвергает ее в обществе. Советовал ей быть как можно осторожнее.

Пушкин почтительно склонил голову.

- Благодарю вас, ваше величество, за добрые советы жене моей.

- Разве ты мог ожидать от меня другого?

- Не только мог, Государь, но, признаюсь откровенно... - Пушкин покосился на стоявшего рядом графа Бенкендорфа, присутствие которого его явно тяготило.

Уловив взгляд Пушкина, Николай Павлович решил сократить неловкую паузу.

- Александр Христофорович, - обратился он к шефу жандармов, - мы сейчас закончим. Распорядитесь, чтобы готовили мой выезд. Продолжай, - сказал Государь, едва за Бенкендорфом закрылась дверь.

- Признаюсь откровенно, ваше величество, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. До меня старательно доносили сплетни об этом. Видно, кто-то не на шутку захотел лишить меня вашего доброго отношения и дружбы...

С первым же боем часов император заторопился.

- Прошу вас, подождите, ваше величество. Я чувствую, что мы видимся в последний раз. Я хочу говорить с вами не о жене моей - она ангел, и никакое подозрение коснуться ее не может. Мои и ваши враги хотят удалить меня от вас, от престола, отлучить от жизни России.

- Опомнись, Пушкин. - Государь начинал терять терпение. - Какие твои и мои враги?

- Те, кому Отечество наше чуждо! - Убежденность Александра Сергеевича, его решимость высказать все до конца обезоруживали. - Те, кто печется только о своей корысти, кто оттесняет и порочит преданное вам и России дворянство, кто презирает наш народ, вызывая его ответную ненависть, кто правит нашей страной, предавая ее интересы, кто провоцирует новые возмущения...

- Ваше величество, ваш выезд приготовлен...

Только сейчас взволнованный Пушкин заметил стоящего в дверях графа Бенкендорфа, явно шокированного речью дерзкого пиита.

- Ты писал, что считаешь автором полученного тобою письма нидерландского министра, - сказал Государь, направляясь к выходу, но задержавшись подле Пушкина. - Дай мне это письмо, дабы я мог разобраться в этой истории и наказать виновного, кто бы он ни был. - Видя, что Пушкин не решается исполнить его просьбу, Николай Павлович, протянув руку, добавил: - Я верну тебе его.

Понимая, что отказ будет истолкован как неуважение к Государю и своеволие, Александр Сергеевич достал из кармана письмо и подал императору.

- Дай мне слово, что, если история возобновится, ты не приступишь к развязке, не дав знать мне наперед...

Закончив осмотр, Арендт сказал:

- По обязанности своей я должен доложить обо всем случившемся Государю.

- Скажите, что умираю и что прошу у него прощения за себя и за Данзаса, - попросил его Пушкин. - Оправданием поступка моего служит письмо, кое Государь обещал вернуть мне...

Выйдя из кабинета, Арендт сказал Спасскому:

- Очень плох, он умрет непременно. Я был в тридцати сражениях, видел много умирающих, но такого терпения, при таких страданиях никогда не встречал...

В передней собралось уже до десятка человек, среди них слуги, незнакомец в черной шинели. Взоры всех были обращены на лейб-медика.

- Константин, ты здесь? - позвал Александр Сергеевич Данзаса.

- Я не здесь, а на гауптвахте, - попытался сострить тот.

- Зажги лампаду.

Через проемы книжной полки Пушкин внимательно наблюдал, как Данзас затеплил огонек под иконой Спасителя, убереженной им в Михайловском от пожара.

- Я надеюсь прожить два дня, - словно приговор, произнес он, задумчиво глядя на лик Христа. - Пожалуйста, не давайте больших надежд жене... Она не притворщица. Она должна все знать, а то люди заедят ее, думая, что она была в эти минуты равнодушною... Что Арендт, не возвратился из дворца?

- Пока нет. - Данзас поднес Пушкину стакан воды.

- Жду его с царским словом да с письмом, которое Государь должен возвратить мне... Тогда и умру спокойно. - Он приподнялся, превозмогая боль, зачерпнул в стакане ложечку воды, поднес к губам. - Ну вот и хорошо, и прекрасно. Ты подсчитал долги... Сколько?

- Всего по счетам и распискам - сто двадцать тысяч.

- Боже! - горько усмехнулся Пушкин. - Бедная Наташа... дети... Надо послать за священником.

Данзас поспешил из комнаты, а Александр Сергеевич неотрывно смотрел через проем в книжной полке на икону Спасителя...

Библиотека » Николай Бурляев, Владимир Орлов. "Пушкин". Киносценарий