Золотая коллекция русского кино Смотрите сегодня: "31 июня"

Алексей Жарков. Творческая биография

"Молодой человек, а вы кто по профессии?" - спрашивали его в коридорах "Ленфильма" после выхода картины Киры Муратовой "Познавая белый свет". И очень удивлялись - оказывается, артист. Ван-Гога играет. "Они думали, что шофера нормально может только шофер сыграть", - улыбался Алексей Жарков.

Безалаберный, шебутной шофер Степан, сыгранный Жарковым, - парень, пытающийся за гонором и напускной развязностью скрыть одиночество и неудачливость, оказался предельно естественным, жизненным. В нем не было ничего актерского, потому все и были уверены, что перед ними счастливо найденный режиссером типаж...

Сейчас почти забылось, но в 80-х годах довольно расхожим было определение "человек из толпы". Именно такими людьми - простецкими, отзывчивыми, готовыми подставить плечо другу - воспринимались и первые экранные герои Жаркова. Они были из тех "в футболках и кепках", с которыми можно было перекинуться шуткой в толчее трамвая, кто не откажется помочь сдвинуть забуксовавшую машину, даст взаймы трояк до получки. В общем, "свои парни".

Чем был симпатичен нам, например, штурман Черепец, сыгранный Жарковым в "Торпедоносцах" Семена Аранови-ча? Уже тем, что не знает, как объясниться с девушкой-поварихой Марусей, которая ему нравится. Банальную вроде бы ситуацию актер наполнял такой пронзительной грустью, перемешанной с юмором, таким отчаянием, переходящим в благоговение перед любимой, что любовная линия Черепца и Маруси, второстепенная по своему значению в суровом рассказе о военных летчиках-североморцах, становилась одной из ведущих. Близким и понятным оказывалось для нас горе штурмана, потерявшего любимую на потопленном фашистами корабле. И мы словно вместе с ним вцеплялись в штурвал горящего самолета-торпедоносца: "Карать!.."

Как не вспомнить и его оперативника Окошкина из пронзительной ленты Алексея Германа "Мой друг Иван Лапшин"? Перед нами заносчивый, с налетом фанфаронства и в то же время затравленный тещей, легко по пустякам обижающийся и не понимающий шуток, нелепый, невезучий человек. Но зато бандита или правонарушителя Окошкин за версту чует, если надо - босиком по снегу за преступником помчится...

"Мои герои в разной степени давали мне возможность обобщать свое личное понимание многих жизненных проблем, - признается артист. - Вот мой удивительный Окошкин и его друзья - с их всепоглощающей верой в идеалы революции, с готовностью пожертвовать всем во имя идеи, с их романтизмом чистейшей пробы. Или Черепец. По первому впечатлению он комичен, неуклюж, вечно попадает впросак. И какую взрывную эмоциональную энергию таит в себе его внешнее спокойствие! Играя Черепца, я постоянно помнил, что его ждет гибель, и трагизм проступал сначала едва заметно и усиливался к финалу".

...Жарков снимается много - на его счету уже более ста фильмов. Бывает, по пять - семь новых картин в год с ним появляется. Герои все разные - от царских вельмож до прощелыг-сантехников. Иные чем-то похожи друг на друга, другие - абсолютно иные. Уж, кажется, настолько ярко и разнообразно артист заявил о себе с самого начала, что ничего добавить к этой галерее типов и характеров почти невозможно. А он добавляет щедрой рукой.

Все эти персонажи - и авиамеханик, к которому всей душой прикипел мальчишка, из "Дамы с попугаем", и задержанный за чужое преступление шофер в "Ночном происшествии", и мелкий писарь, вообразивший себя потомком вождя в "Завещании Сталина", - увидены артистом немного ироничным взглядом. Почти в каждой их реакции на происходящее, в каждой реплике скрыта шутка, смешинка, ирония.

"Вообще-то я по натуре клоун, - улыбается Алексей Дмитриевич. - Острохарактерный актер. С детства любил разыгрывать окружающих, всю жизнь травлю анекдоты.

Маленьким я очень любил цирк: с замиранием сердца смотрел на гимнастов, но клоуны производили самое грандиозное впечатление. Дома перед зеркалом я строил рожи, фантазировал, мазался помадой - рисовал себе большой рот... Клоуны - в высоком понимании этого слова, на мой взгляд, самые интересные личности и в жизни и в искусстве (себя, конечно, в расчет не беру). Играя, я ищу шутовство в резкой смене настроений моих героев, в неожиданных жестах, интонациях.. Я с детства стремился к шутке, розыгрышу, анекдоту. Наверное, это от трудной жизни шло. Мы с братьями постоянно искали в жизни смешинку, нас тянуло туда, где веселье, улыбки. И эта тяга к клоунаде у меня до сих пор".

Если кому довелось видеть актера на сцене, подтвердит: даже в самых серьезных своих ролях он ищет "чудачинку". Помню, когда его грозный царь Иван в "Василисе Мелентьевой", отвергнутый веселой зазнобой, валялся на полу и с искренним удивлением произносил: "Со мною бабы так не поступали!" - это были так смешно, что зал давился от хохота. А как забавны - каждый по-своему - были его шукшинские дед Максимыч и бойкий на слово самородок Глеб Капустин из спектакля "Товарищи-граждане", Васенька в "Старшем сыне", Нелей в "Мэри Поппинс".

Наверное, в выпускных спектаклях, на экзамене у Евгения Родомысленского (а он был занят во французском водевиле "Любовное зелье", в "Мольере" Булгакова и "Преступлении и наказании", где играл Мармеладова) молодой Жарков был так же ироничен. Потому его сразу и пригласили в театр. Талант Жаркова шлифовали сценические подмостки - в дни школьных каникул по 50 спектаклей в месяц приходилось играть. И видно, не случайно день его рождения - 27 марта - позднее был "назначен" Днем театра. В этом актер видит некое предзнаменование. Хоть популярность ему и принесло кино, вне театра он себя не мыслит.

В школьные годы в день своего рождения Алеша Жарков сбегал с уроков. А став взрослым, уже вкалывал. И редко когда встречает день своего рождения не на сцене.

Он вообще из трудяг. Даже в день собственной свадьбы играл спектакль ("Ваше мнение, доктор"). Все тогда рассчитал: они расписываются, едут в театр, Алексей там отыгрывает - а потом за стол. Жарков долго копил на это торжество деньги и накопил - получилось по десять рублей на человека, деньги по тем временам немалые (даже икра была, как он помнит). И когда в день свадьбы он вышел на сцену в роли абитуриента Синельникова, раздался шквал аплодисментов: то ли зрители знали, что у артиста большое событие в жизни, то ли аура такая была, что невозможно не захлопать. "Любаня сидит за кулисами - все видит, слышит и гордится, - вспоминает Жарков. - Потом вся труппа поехала в кафе. Здорово было". Кстати, они с женой Любой познакомились в театре. Она была обычной зрительницей. Шел спектакль "Вся королевская рать", в котором Алексей играл Рафинада, телохранителя.

...Алексей Жарков из людей сомневающихся, но не боится нелицеприятного мнения о себе. Отец закалил его бельевой веревкой, которая всегда висела под рукой, чтобы не надо было ремень из брюк вытягивать, если что. Сек и за то, что Леша яблоки в колхозном саду воровал, и за то, что стекла выбивал, когда в футбол играл, и за двойки, и за грубость по отношению к старшим.

Жила семья Жарковых на окраине Москвы, в поселке Рыбокомбината. Теперь это место - возле метро "Варшавская". Жили в рабочей слободке, в многонаселенной квартире, всемером на 16 квадратных метрах, два из которых к тому же занимала печь. В малюсенькой комнате стояло три кровати - для родителей, братьев и бабки с сестрой. "Нормально!" - считает Жарков. Достижение - туалет в коридоре. Во дворе колонка - оттуда воду брали. Вся мебель - шкаф, комод, стол, табуретки - все сделано руками отца. Елку в Новый год ставили на комод - на полу места для нее не было. А на елочных ветках висели конфеты на ниточках. Ночью Алексей с братом выходили на охоту, и утром елку было не узнать - голая. И заранее знали, что скоро раздастся строгий голос отца: "Кто?!"

Отец Жаркова воевал, до Берлина дошел, награды имел, все испытал. Он был плотник, во дворе всем помогал: то форточку починить, то тумбочку поставить, жизнь по-особому воспринимал - очень любил детей и видел все в радужном свете, потому что ценил искусство. А уж когда в доме появился крошечный телевизор "КВН" - радости не было предела!

Алексей в детстве очень хотел играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Однажды даже нарисовал на листе фанеры кнопки баяна и перебирал их, представляя, что играет на настоящем баяне. Отец это заметил и в 14 лет купил Алексею инструмент. А еще Алексей ходил в кружок рисования. Гордится тем, что может - если надо - кое-что нарисовать. Даже помогал в свое время на комбинате у матери в качестве художника-оформителя - зарабатывал себе на школьную форму.

Все летние каникулы Леша с братьями подрабатывали - для дома, а не для потаенного курева. То на стройке, то на почте. "Если удавалось хоть одну смену побыть в лагере - считали себя счастливчиками, - говорит Жарков и откровенно заявляет, что никого в их семье труд не испортил. Отец считал, что нельзя школьников от взрослого труда отгораживать. С тех пор у Алексея обостренное чувство семьи.

Все игры у ребят, естественно, проходили на улице. Нравы в слободке были те еще: пацанам заняться было нечем, ну и ходили выяснять отношения - с кирпичами и палками. Так что детство Алексея - это драки двор на двор, стенка на стенку, поселок на поселок.

"Счастье, что меня родители вовремя подтолкнули к художественной самодеятельности, а то неизвестно, что бы получилось", - отдает себе сейчас Алексей Дмитриевич отчет. Семья их была музыкальной, в доме имелись гитара, аккордеон, дети много рисовали, читали. И однажды брат Анатолий отвел его в Дом пионеров, где сам занимался, и велел выбрать кружок. Леша подумал-подумал и выбрал художественное слово. Уж больно по душе ему пришелся руководитель этого кружка - человек в пенсне.

Позже Жаркову придется заниматься у таких мастеров актерского дела, как Алексей Грибов, Софья Пилявская, Алла Тарасова, Михаил Яншин, но "человека в пенсне", Ивана Михайловича Елягина, он до сих пор считает первым своим учителем и тонким педагогом.

...Между бараками была площадка, там ребята гоняли в футбол. Будущий народный артист стоял на воротах и видел себя на поле, как минимум, Хомичем. Брат его болел за армейцев и пристрастил Лешу к этому клубу. ЦСКА производил тогда грандиозное впечатление. Там были Башашкин, замечательный потрясающий Никаноров - личности по бойцовскому характеру. Им старались подражать во всем. Леша сделал себе из старых маминых чулок гетры. Попросил брата стащить в школе мел (он не продавался) и мелом вывел себе на спине цифру 1. На черном фоне это смотрелось классно. Но главной деталью костюма вратаря была, конечно, кепка - большинство вратарей играли тогда в кепках. И Алексей ее тоже с гордостью надел. Кстати, любит кепку и носит до сих пор - шапку лишь изредка надевает. Кепок в гардеробе у Жаркова полно, разного фасона и расцветок. В кепке он чувствует себя абсолютно непринужденно, как и в джинсах, в свитере. Впрочем, актеру идут и военная форма, и дорогие костюмы, и галстук-бабочка, и смокинг, и котелок, и шляпы.

Кстати, шляпы его иной раз и спасали. К примеру, в детективе "Десять негритят" по Агате Кристи он играл тайного агента, которому было предначертано погибнуть от свалившейся на голову бронзовой статуэтки медведя. Естественно, на съемке бронзовую статуэтку заменили на гипсовую, а артисту для страховки подложили под шляпу две вязаные шапочки. Все пригодилось. Медведь летит, страшный удар по шляпе, Жарков падает как подкошенный. Гипс разлетается на куски. И режиссер Станислав Говорухин командует: "Не получилось - дубль два!"

...С кино отношения у актера складывались непросто. Хотя ему здорово подфартило: в 12 лет, в 1960 году, когда Марк Донской, увидев юного Жаркова в концерте на сцене Колонного зала Дома союзов (тот читал "Гармонь" Твардовского, подыгрывая себе на баяне), выбрал его на роль Пети в свой фильм "Здравствуйте, дети!". Это была одна из главных ролей - советский паренек, который подружился с японской девочкой, пережившей ужас Хиросимы. Снимали в Артеке, и у Жаркова с тех пор осталась памятная медаль за победу в соревновании по настольному теннису.

Потом его утвердили в комедию Ролана Быкова "Пропало лето" (но там с ним всего два-три плана осталось, поэтому он даже не упоминает эту ленту в своей фильмографии)... А позже - как пустыня - до тридцати лет не утверждали. Правда, мелькнул в роли молодого Курчатова ("Выбор цели") и в образе члена бригады строителей ("Эти непослушные сыновья"), но остался незамечен. И опять тишина.

Будучи как-то на гастролях в Ленинграде, Алексей зашел в актерский отдел студии "Ленфильм" и встал на учет. Отдал свою фотографию - без всякой, конечно, надежды на успех. И вдруг по приезде раздается звонок из группы режиссера Киры Муратовой, о которой буквально накануне он прочитал в газете, в строгой критической статье. Уже тогда мелькнула мысль: если ругают, значит, это что-то стоящее.

Пригласили на пробы. Сценарий ему поначалу не понравился. Но Муратова уверяла, что роль шофера Степана - его, что он очень подходит на нее своей непримелькавшей-ся внешностью, простецкой манерой, лицом "человека из толпы". Вскоре Жарков понял, как ему повезло, оценил класс мастерства режиссуры Муратовой. О таком дебюте можно было только мечтать.

Встреча с Кирой Муратовой оказалась очень принципиальной. В тот момент Жаркову необходимо было выйти из маленького театрального мирка. И он вышел. Во ВГИКе лента "Познавая белый свет" была долгие годы как учебное пособие - по ней учились делать хорошее кино.

С чистой светлой картины Муратовой для него, по сути, все и началось. Кинематограф повернулся тогда к документальной стилистике. А у Жаркова был типаж "своего парня": в нем узнавали не артиста, а соседа по этажу, приятеля с соседнего двора, случайного прохожего. Встрепанный, неприглажен-ный, озорной. Это оказалось то самое, по чему соскучились.

Фильмы пошли один за другим: "Крик гагары", "Подпасок с огурцом", "Жена ушла", "Последняя охота", "Гражданин Лешка", "Улик не было", "Трижды о любви" и другие. Роли порой были небольшие - кочегар, прораб, парикмахер, шофер такси, но зрителям лицо актера стало запоминаться. И в 1984-м, когда вышли "Торпедоносцы" Семена Арановича, "Мой друг Иван Лапшин" Алексея Германа и "Нас венчали не в церкви" Бориса Токарева, Жаркова уже можно было назвать новой звездой. И дело было даже не в разнообразии профессий его героев - полярный летчик, оперативник 30-х и судья 70-х годов XIX века, - а в их человеческой узнаваемости и незаурядности (при всей кажущейся заурядности и обычности).

Его принцип - от ролей не отказываться. "Зритель ценит только тех актеров, которых знает и видит, - считает он. - А забвение для нашего брата хуже Господнего наказания".

Надо сыграть в "Роковых яйцах" роль второго плана - Жарков идет не раздумывая. Надо стать полковником контрразведки в "Берегах в тумане" - становится. Надо сыграть Ивана Грозного в "Кремлевских тайнах XVI века" - берется с удовольствием. Причем берется как психолог, как человек, ищущий во всем суть. И везде находит близкую себе тему, везде сохраняет свой ироничный стиль. И каждого героя делает хотя бы чуть-чуть незаурядным.

Он любит сложные задачи - например, запись на радио. Где лишь голосом можно создать облик персонажа и не прикроешься ни жестом, ни костюмом. Любит перевоплощение. В его сценическом Иоанне Грозном артист был просто неузнаваем в облике жестокого и беспомощного, нежного и тираничного царя, лишенного в своей борьбе за власть такой важной малости, как любовь.

"В период чернухи, обвала кино он сохранил актерское лицо, популярность, достоинство", - писали о Жаркове. Да, он снялся в "Городе Зеро", "Кавказском пленнике", ленте "Выйти из леса на поляну" и других фильмах, заставляющих думать. Хотя были при этом и совершенно проходные и необязательные для него работы типа "Бабника-2", "Имитатора", "Аляска, сэр!", "Кому я должен - всем прощаю".

"Я никогда не халтурил, - признается Жарков. - Возвышал правду над серостью и штампами". Действительно, каждая его работа это правда о человеке, о его судьбе, о взаимосвязях с окружающим миром. И актер знает, какое это счастье, если зритель понимает его. Причем он может говорить о дне сегодняшнем, координировать нас и себя с ним, даже играя наставника Михаилы Ломоносова, царского сановника XIX века или революционера Ивана Бабушкина. В каждом он видит личность, характер, внутренний конфликт. Актер настолько ярко порой заявляет своих персонажей, что мы легко можем представить его героев в других ситуациях: как они разговаривают с детьми, как спорят, как объясняются в любви, как ненавидят.

Как ненавидел летчик Некрасов ("Вина лейтенанта Некрасова") струсившего товарища и как потом презирал себя за учиненный над ним самосуд. Как безответно любил девушку судья Иван Федорович ("Нас венчали не в церкви") и терял ее, сохраняя незапятнанной чистоту своих чувств. При этом рядом с ситуацией драматической, напряженной исполнитель ищет что-то нелепое, парадоксальное, забавное. Не для того, чтобы высмеять героев, а чтобы сделать их более жизненными и убедительными. А потому в работе для него нет главного и второстепенного - все одинаково важно.

В разговоре Алексей скромен, даже застенчив, но при этом дотошен в уточнении формулировок. Поначалу не очень верил, что журналисты на него всерьез обращают внимание. И до сих пор немного волнуется, отвечая на вопросы, начинает говорить литературно, порой возвышенно, почти помпезно, но при этом азартно, полемически и искренне.

"Ведь я сын России, - читаю я в одном из интервью Жаркова времен перестройки. - На Южном Сахалине, где мы были на гастролях, электричество включают всего на три часа в сутки. Простые люди бедствуют. Актеры живут не лучше. Я люблю свою профессию, но на Западе кинозвезда - это не только кумир. Это солидная чековая книжка. А у нас в России профессия актера унижена. Свой старенький "БМВ" я давно продал. Чем радую жену? Букетами от зрителей. Благо они их еще дарят". И еще, довольно точное и наболевшее: "В принципе надежда - это почти вера. Не будем ее терять".

Его герои узнаваемы, но особым героизмом не отличаются. Актер любит показывать их слабости, пороки, заблуждения. Ему интересен человек не слишком гармоничный, с перекосами и перехлестами, в чем-то мелкий, в чем-то великий и сам не понимающий своего величия. Ирония, шутовство, доходящее до гротеска, острая, порой неожиданная форма - этим он владеет мастерски.

Во МХАТе, где он начинал с вводов, наследуя персонажей от И. Смоктуновского и А. Калягина, актер не слепо копировал рисунок блистательных мастеров, а находил свежие краски и своеобразие героев. Он и здесь оставался комедиантом, которому неинтересен скучный серый быт. Играл на контрастах, на резкой смене ритма, настроения. Яркий пример тому - Василий Шуйский в "Борисе Годунове" Олега Ефремова. Пушкинский "лукавый царедворец" у Жаркова был хитер, умен и дальновиден. В нем и временная конкретность, и попытка обобщения, помноженная на наше знание дальнейшей истории.

Бывали в его жизни и курьезы. Не избежав модной ныне "рекламной" участи, как-то раз Алексей Жарков предоставил свое лицо для пропаганды каких-то таблеток. Фото поместили аккурат на программке МХАТа. И школьники во время спектакля увлеченно сличали облик Порфирия Петровича с картинкой на обложке программы. Вместо того чтобы всмотреться в героя, который знает системы, законы, коридоры власти и искренне страдает, когда сталкивается с преступником, философия которого оправдывает тиранию и убийство.

"Не так важно, если актер не ответит на вопрос: важнее поставить его, задуматься", - любит Жарков повторять мысль своих учителей.

У театра свои законы. Случается, что за кулисами люди терпеть друг друга не могут, не здороваются. А на сцене этого не ощущается. Потому что сцена - это бациллы положительного свойства: атмосфера волнительного ожидания, ферменты праздника.

Что его злит, так это когда партнеры думают только о себе. Например, в одном спектакле он должен был входить в дверь вместе с партнершей. И вдруг она входит первая и закрывает за собой дверь. Ему приходится стучаться и нести отсебятину: "Вы меня забыли". А внутри весь настрой на сцену уже сбит. Это он ненавидит.

Еще не любит, когда на улице пристают люди. Вот в метро какая-то парочка привязалась: "Мы тебя узнали, дай автограф!" - "Ты бы сначала место уступил", - рявкнул Жарков. От таких ситуаций у него начинается сердечная аритмия.

"Я злобный, но недолго, быстро отходчивый, - признается Алексей Дмитриевич. - Обиды забываю. Хочется всегда поскорее забыть неприятное и делать дело, перескочив во времени через дрязги".

...Судьба подарила ему встречи с Эльдаром Рязановым, Алексеем Германом, Вадимом Абдрашитовым, Равилем Батыровым и другими видными режиссерами, но когда Алексей Жарков смотрит фильм со своим участием, то постоянно недоволен: начинаются головные боли и даже болезни. Объективно понимает, что сыграл нормально, сделал все, что можно было, но... поедом себя съедает. По диапазону ролей может показаться, что этот актер может сыграть все. Но сам он четко понимает, что есть роли, не подходящие ему по возрасту и психофизическим параметрам.

"Я очень люблю слушать, а не говорить, - признается Жарков. - Мне интересно узнавать характеры, поведение, анализировать поступки, запоминать жесты... - Он разминает сигарету пальцами, нюхает, заводит от удовольствия глаза и продолжает: - Конкуренции не боюсь. Пусть докажут, что они лучше. Кто-то видел в роли Ленина только Калягина, а я в спектакле "Новый американец" играл его, и кому-то это нравилось. И ни за одну свою роль мне не стыдно".

Он признавался, что хотел бы сыграть с Мелом Гибсоном, Микки Рурком, Харрисоном Фордом и "этим... из "Молчания ягнят". "Хочется придумать что-то такое, чего в моей личной жизни не было. Понять, пережить события вместе с героем... хотел бы исполнить роль Гамлета. Там загадка есть, - считает актер. - Да, он нудный, скучный, ленивый, вялый, но к каким фантастическим выводам приходит!"

Жарков плохо запоминает имена и фамилии, а роли - моментально. Запоминает суть. Ему важно образно общаться со зрительным залом, чтобы чувства взбудоражили его, внесли аритмию в душу, чтобы екнуло, затрепетало сердце зрителя. Его цель не отражение, а великое обобщение, грандиозная диафрагма, приоткрывающая зрителю величайшую тайну искусства.

В "Кремлевских тайнах XVI века" он играл Ивана Грозного в его последние дни, когда царь уже не обращал внимания на свою внешность: его дорогой, расшитый золотом кафтан потерт, обшарпан, что-то надломилось, кончается в пышном и жестоком царстве... В эту роль Жарков постарался вместить все, что он знал о Грозном, которого уже играл на сцене в "Василисе Мелентьевой". И в полубезумном, диком, мечущемся самодержце мы видели прежде всего грандиозную личность.

В "Жизни Клима Самгина" ему досталась роль купца Лютова. Казалось бы, ну и что? Купец - он и есть купец, до интеллектуала ему как до небес. Но Лютов в исполнении Жаркова - думающий купец, он глубоко страдает, пытаясь понять, разобраться, что же вокруг него происходит. Он говорит высоким слогом, взыскует истины и тем самым возвышается над другими.

В "Ван-Гоге" для него главным была душа неистового голландца, в судьбу которого актер буквально врастал.

Его командир танкового полка Брагин из "Крика гагары" - энергичный, лобастый, но резкий и самовлюбленный, который в человеческих отношениях "околичностей" не любит, вдруг опростоволосился на учениях перед начальством. Однако не сдается и отнюдь не перековывается. Для него главное - соответствовать собственной модели поведения. Он позер, в этом его суть. И ее надо было отразить.

А Николаев из "Штормового предупреждения" - чуть ли не полная противоположность Брагину. Хотя тоже уверен в жизни и деловит. Но быть уверенным и самоуверенным - разные вещи. Иначе Николаев не отправился бы собирать истерзанных, разбросанных по перевалу, обессилевших от стихии туристов. Жарков играет человека крепкого, основательного, совестливого, обязательного. Главное - в нем не заглушена ответственность за других. Это тоже надо было показать - просто и убедительно.

Все это остается в душе зрителя. А сам актер помнит роль по другим параметрам. Например, как целый день репетировали проход Грозного с Годуновым по низким, тесным палатам. Снимали на пленке "Кодак", поэтому можно было сделать лишь один дубль. А когда посмотрели отснятый материал, то увидели на экране, что в кадре стоит второй режиссер и отдает команды массовке. Пришлось так все и оставить. Но интересно, что зритель в этой сцене настолько увлечен тем, что происходит с Грозным, что накладку не замечает.

"Парад планет" помнится тем, что жили на съемках одной семьей, что испытывали удовольствие и от работы, и от футбола после съемок. Все там были на равных. А какие гонки устраивали на машинах, переезжая с места на место - настоящее ралли!

А еще - он любит поразмышлять о своих персонажах. Вот, например, о герое из "Парада планет" - Слонове, самом трагическом из компании, тоскующем о дружбе и любви, представителе поколения, судьба которого не сложилась:

"Казалось бы, что может быть примитивнее, чем пристрастие к бутылке? Но вот мой грузчик Слонов. Ведь он счастлив и не пьет тогда, когда попадает на время и волею обстоятельств в хорошую и добрую мужскую компанию. Ее-то да чувства локтя ему и не хватает. Ведь он и пьет-то по инерции, по обстановке - и обычно рядом с ним оказываются не друзья, а собутыльники".

Этот человек, уходящий в тупик одиночества, исполнителю так же дорог, как и другой пьяница - из фильма "Прости". Помните бывшего одноклассника героини, при появлении которого в героине вспыхивает тайная надежда, что она нравится этому человеку и что в жизни еще может быть - после стольких обманов - что-то светлое? А оказывается, что спивающийся мужик просто пришел выманить у нее деньжат на бутылку. Но даже показывая мерзость этого типа, актер оставляет ему надежду на исправление. Он сам готов протянуть ему руку. "В героях потерявших себя, опустившихся Жарков находит зачастую те качества, которые утеряны в людях благополучных", - точно замечает Марина Юхно.

...Помню, в одной из бесед с Алексеем Жарковым - еще во времена перестройки - на мой вопрос, что беспокоит его сегодня в искусстве, он ответил: "С ужасом видишь, как критерии смещаются. Если раньше главной бедой было то, что в театре держат бездарную актрису с дефектом речи лишь по той причине, что ее мама занимается распределением путевок в солидной фирме, и что никчемному спектаклю дают высокую премию лишь за актуальность темы, то теперь это кажется такой мелочью по сравнению с тем, что иные театры по доброй воле предлагают зрителю. Такое засилье схематизма, безвкусицы, слабых произведений".

Думаю, что и сегодня Жарков может под этим подписаться.

А когда ему с придыханием говорят, что актеры - это кумиры публики, он иронично пожимает плечами: "Ох, если бы вы знали, как выхолащивается душа из актерской профессии: когда люди вокруг стараются не упустить того, что идет им в руки, как падает авторитет нашего дела! Особенно это заметно по нашему кино. Так называемое среднее звено там - ассистенты, костюмеры, осветители - убеждено, что кино делают они, а мы, актеры, им только помогаем. Смотрят на нас пренебрежительно: мол, видали вас таких. А сколько приходится иной раз в ножки кланяться, чтобы тебя вовремя отправили на машине в театр! Этим людям плевать - опоздаешь ты на спектакль или нет. Им также все равно, каким получится фильм. Теперь почему-то считается, что любую роль может сыграть каждый, только укажите ему, куда нужно голову повернуть, как рукой двинуть. Но если искусство будут кроить подобными методами, экран заполнят бездушные манекены, кинематограф станет подобием большой компьютерной игры. Уйдет то неуловимое, что называется искусством".

Жаркову интересно все новое, незнакомое, и потому он с увлечением снимался в короткометражках начинающих режиссеров. И в результате поработал со ставшими позже известными Василием Пичулом ("Вы чье, старичье?"), Александром Зельдовичем ("Мальва"), Вячеславом Сорокиным ("Пристань"). Он не может и не хочет быть пассивным. И именно эти маленькие фильмы помогали ему не врать.

...Из работ последних лет для Жаркова значительной стала новая встреча с Алексеем Германом, фаворитом оппозиционной критики, на съемках фильма "Хрусталев, машину!". Хотя встречей это назвать трудно, уж больно долгим был процесс - три года подготовки и пять лет съемок. А роль Жаркова тут - начальник особого отдела КГБ - не такая уж большая. Остановки и паузы были из-за денег, из-за погоды, из-за болезни актеров. Зато снимали каждый кадр как особенный, после трехчасовой разминки. "Есть у нас крупная режиссура, которая не дает кинематографу упасть в чистую коммерциализацию", - говаривал в тот период Жарков.

Он и сейчас работает активно: сыграл народного заседателя у Сергея Ломкина в "Прощании в июне". Снялся в "Шизофрении" Татьяны Ильиной, большой истории о любви молодого человека. Был занят на Свердловской киностудии в сериале "Приключения Даши" о современном трудовом лагере в роли завхоза, у которого сложные отношения с женой. А параллельно - в историческом сериале Светланы Дружининой "Тайны дворцовых переворотов" - создает образ князя Долгорукова. И опять наверняка это не "закрытые" герои. Мы будем видеть каждое движение их души, каждый поворот мысли. Но...

"Таких глобальных, ярких работ, как, допустим, у Алексея Петренко в "Сибирском цирюльнике", у меня за последние годы нет, - признается Жарков. - Вообще наше поколение актеров за годы после перестройки ушло в тень. При этом все нормально работают, только про нас не пишут. Да, возникло много многосериек и много новых звезд благодаря им. Это нормальный процесс. Обидно только, что на этой волне любую пустышку делают звездой - портреты и в газетах, и в журналах. Раньше-то никакой раскрутки не было, мы начинали без нее. И нормально: люди самых разных возрастов и профессий приняли моих героев".

Во МХАТе он был членом художественного совета, актером 18-го разряда. "Это равнозначно тайному советнику в царской России. То есть выше некуда", - комментировал свое положение сам актер. Но после 15-летнего перерыва, связанного с уходом во МХАТ, актер вновь появился на сцене Театра имени Ермоловой. На сцене, где блистал в ролях Ван-Гога, Иоанна Грозного, Зилова из "Утиной охоты". Сразу получил роль во французской пьесе Робера Тома "Второй выстрел", очень интересной. Вводится в текущий репертуар, есть и серьезные наметки. Но при этом продолжает играть свой классический репертуар во МХАТе, а кроме того, участвует в трех антрепризных спектаклях. Актер в свободном полете и отзывается на те предложения, которые поступают. А предложений - тьфу-тьфу - много.

Сын Алексея Дмитриевича - Максим в юные годы принимал участие в нескольких спектаклях Ермоловского театра. Но актерство его не увлекло. Закончил юридический факультет Российского университета и работает в прокуратуре. А вот дочь пошла по стопам отца. Учится в ГИТИСе, на актерском, у замечательных педагогов - Владимира Андреева и Валентина Теплякова. На втором курсе.

Актером, кстати, стал и брат Александр. Он работает в Московском областном театре. К сожалению, братья редко видятся: один часто на гастролях, второй - на съемках... "Это не гордыня, но мне уже потолок, - разводит руками Жарков. - Звания получил, меня похоронят на Новодевичьем или Ваганьковском кладбище, как народного. Столько времени я отдал этой профессии... Еще пешком под стол ходил, а уже пытался актерствовать".

Курит Жарков с юных лет - предпочитает любимые сигареты портовых грузчиков: крепкие американские "Lucky Srike". Ну а пиво любит пра-авильное. Держит дома кота Тритона (в просторечии - Трифона). Хочет все делать сам, даже ремонт в доме. Отец плотницкому делу-то его обучил. Да жаль, времени нет. Лишь у себя в гараже Жарков сам сделал и полочки, и пол, и потолок. Руки у него натруженные, рабочие, умелые.

"Я чаще играю в жизни, чем на сцене, - считает Жарков. - Но не стремлюсь - от своих комплексов - казаться лучше, чем я есть. Очень хочется выглядеть начитаннее, умнее, серьезнее... Если бы я бросил актерство, то... плотничал бы. Даже этого хватило бы, чтобы себя прокормить".

Его твердое убеждение: "Искусство не может ничего изменить, а заставить человека задуматься - может". С этим и живет, заставляя нас задумываться о самих себе.

Формулу совести Алексей не выводил, но признается иногда, что ему стыдно за те случаи, когда дал слабину - душевную, духовную: "Как и все, я и обманывал, и, наоборот, говорил правду, получая за это шишки, а когда и благодарности - это же ежесекундно с нами происходит. Стыдно, что я не все сделал, что мог, для других. Разве так не у всех? И этот крест, эта ноша становятся с годами все тяжелее, они всегда со мной, заставляют быть чистоплотнее с людьми своего круга".

Он любит желать своим зрителям глубины познаний и реализации собственных сил - хотя бы наполовину от того, что дано. Хорошее пожелание. Хочется и самому Жаркову пожелать того же. Он многое рассказал нам о нас самих, но думается, что это еще не все.

Петр Черняев

» Звезды нашего кино