Н. Бурляев. "Я смерти не боюсь, я видел свет..". Глава 10

Неужели я впрямь слышу тишину гор, и можно не ожидать, что рядом прозвучит чей-то голос, спугнет мои мысли, нарушит их естественный, природный ход. Я всегда был одиноким среди людей, но они редко позволяли мне роскошь побыть наедине с собою и вечностью... Теперь я могу скакать по лазурной долине, на пределе сил скакуна, и упиваться вольным его полетом. Могу взбираться, цепляясь за ледяные уступы, на самую вершину Крестовой и там замереть, растворяясь в ощущении беспредельного, дышать, захлебываться ветром; распахнув руки, обнять весь мир, мысленно полететь вниз вдоль склона Крестовой, стрелой пронестись по ущелью, взвиться ввысь по лесистому склону соседней горы, вырваться к солнцу...

И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил...

Опершись о каменный крест на вершине горы, я могу часами рисовать, разложив свой походный этюдник, и любоваться половиной Грузии, словно на ладони лежащей передо мной в голубой дымке...

И мысль о вечности, как великан,
Ум человека поражает вдруг,
Когда степей безбрежный океан
Синеет пред глазами; каждый звук
Гармонии Вселенной, каждый час
Страданья или радости для нас
Становится понятен, и себе
Отчет мы можем дать в своей судьбе...
Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, что значит отдыхать...
Всегда кипит и зреет что-нибудь
В моем уме. Желанье и тоска
Тревожат беспрестанно эту грудь.
Но что ж? Мне жизнь все как-то коротка
И все боюсь, что не успею я
Свершить чего-то! - Жажда бытия
Во мне сильней страданий роковых,
Хотя я презираю жизнь других...
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом,
И небо обвинить нельзя ни в чем...
Я к состоянью этому привык,
Но ясно выразить его б не смог
Ни ангельский, ни демонский язык:
Они таких не ведают тревог,
В одном все чисто, а в другом все зло.
Лишь в человеке встретиться могло
Священное с порочным. Все его
Мученья происходят от того...

Мною овладел настоящий бес творчества, он постоянно подгонял меня, нашептывал: "Тебе уже двадцать три... Ты можешь неслыханно многое... А долго ли тебе дадут люди пользоваться флейтой, которую Господь вместил в твою грудь... в их воле сломать, отнять ее хоть завтра..."

Библиотека » Н. Бурляев. Страницы жизни М.Ю. Лермонтова. Киноповесть