Стево Жигон. "Монолог о театре". Шекспир и Достоевский

Я пытаюсь сам себе хотя бы в некоторой степени ответить на вопрос, какие художественные, актерские и режиссерские методы руководили моим желанием поставить Шекспира и Достоевского. Все эти постановки начинались случайно, и случайные обстоятельства приводили к их осуществлению. По-разному возникали их сценография и драматургическая обработка. Но, размышляя, поскольку я сейчас имею такую возможность - размышлять, я нахожу некоторые закономерности, некоторую внутреннюю связь, некоторое единство намерений и целей. Во время постановок спектаклей я не осознавал ни тех намерений, ни той цели. Между тем сейчас, ретроспективно, мне кажется, что я могу рассматривать их как свою постоянную потребность поиска смысла жизни. Я ставил пьесы разных авторов не только в Югославском драмтеатре, но и во многих других театрах, от Триеста до Битолы, от Сомбора до Заечара, в Москве и Ленинграде, между тем Шекспир и Достоевский привлекали меня больше всего. Гоголь и Чехов, Стерия Попович и Нушич, Горький и Пушкин, Шеридан и Бернард Шоу, Гончаров и Вампилов, Стринберг и Торнтон Уайльдер, Крлежа и Црнянский - все они были лишь отсветом моего желания постичь мир Шекспира и Достоевского. Гамлет - Ставрогин, Яго - молодой Верховенский - стороны одного и того же квадрата.

Версилов своему сыну Аркадию, родившемуся от крепостной, с которой Версилов был в любовной связи, так объясняет свою собственную точку зрения: "Тогда над Европой слышался звон похоронного колокола. Как раз тогда Коммуна сожгла Тюильри... Только я один среди всех этих петролейщиков мог сказать в глаза, что сжигать Тюильри - это преступление! Хорошо, признаю, справедливое логичное преступление... Когда исчезает великая идея бессмертия, ее нужно чем-то заменить. Люди несказанно полюбят землю и жизнь... работая друг на друга, будут нежными друг к другу. И не будут этого стыдиться". А сын Аркадий отвечает: "Но это коммунизм, то, что вы проповедуете!"

Я спрашиваю себя, есть ли в мировой литературе писатель, который бы в начале 70-х годов XIX века назвал буржуазию "петролейщиками"? Разве возможно, чтобы Достоевский в то время, когда нефть использовали только для фонарей, пророчески предугадал, что эта нефть в конце XX века будет создавать новый жестокий мировой порядок. И что эта нефть будет угрожать жизни стольких людей, народов и государств. Я спрашиваю себя, можно ли такое пророчество назвать только художественной литературой? Сейчас все мы ощущаем, что такое противостоять интересам "петролей-щиков" в мире, который начал терять равновесие после "сожжения Тюильри". Когда я в Югославском драматическом театре ставил "Подростка" и "Бесов", я всего этого еще не мог знать. Я не мог знать, почему Ставрогину и Версилову снится один и тот же сон о греческом архипелаге с картины Клода Лоррена, которая находится в Дрезденской галерее. Между тем я все-таки сделал этот свой выбор. Достоевский через квадрат Гамлет- Ставрогин, Яго - Верховенский провел пророческую диагональ Версилова. Путем утверждения одних и отрицания других пролегла пророческая мысль Версилова. Нет ни одного персонажа в мировой литературе, который бы, как Версилов, в 70-е годы XIX века предвидел нефтяную трагедию человеческой цивилизации конца XX века. Нет ни одного персонажа в мировой литературе, который бы, как Аркадий Макарович, уравнял идею о потере веры в бессмертие (из-за этой идеи, которая уже две тысячи лет пугает человечество адом, гибли миллионы невинных) с коммунизмом.

В этом кратком эссе о функционировании театра я не намеревался заняться толкованием литературы. Я думал на основе своего собственного опыта описать только свои собственные суждения, удачи и промахи в актерском и режиссерском толковании отдельных сцен и спектаклей, и то, как выглядит репетиция, как я, почти бессознательно, находил актерское решение роли, что влияло на выбор пьесы, на выбор актеров, как рождались сценография, мизансцены, какой иногда мучительной, а иногда полной воодушевления была работа с актерами, и т. д. Между тем, хотя я и начал с основных составляющих театрального дела, мое эссе заканчивается почти что литературно-теоретическими рассуждениями о сравнительном анализе литературного содержания основных произведений Шекспира и Достоевского. К художественной литературе нигде так бережно и так трепетно не относятся, как в театре.

Библиотека » Стево Жигон. "Монолог о театре"