Стево Жигон. "Монолог о театре". "Парадокс Станиславского"

Сегодня во всем мире существует в общем единая, используемая театральными деятелями терминология, которую создал Станиславский. Все известные и неизвестные школы актеров славятся тем, что работают по так называемой "системе Станиславского". Благодаря ему работа на репетициях обрела не только свою терминологию, но и получила объяснение некоторых основных закономерностей поведения актеров на сцене, что позволяет осуществлять работу на репетициях, руководствуясь определенной системой понятий. Эти понятия, естественно, имеют разное толкование в различных театральных кругах. Наша "школа" или, скорее, то, как Станиславского понял Мата Милошевич, ибо именно он точнее всех и в то же время свободнее всех понял его систему, отдает предпочтение сценическому действию, другая - приспособлению с помощью текста, третья основывает свою педагогику исключительно на понятии сквозного действия, короче, авангардное понимание театра и актерской игры, которое нашел Станиславский, стало настолько универсальным, что в его терминологию укладываются все возможные театральные направления и понятия.

Думаю, настало время, когда мы просто обязаны сорвать с "системы Станиславского" идеологическую пелену, наброшенную на его труд революционным общественным сознанием. Это сознание пыталось сделать искусство инженером человеческих душ. И пусть сколько угодно эта синтагма, возникшая во время революции, которая придала всему неизвестный дотоле смысл, высмеивается, я думаю, она очень точно выражает тот факт, что кроме искусства нет другого способа возвысить человека духовно и душевно. Если кто-то думает, что это может религия, пусть вспомнит о миллионах, погибших в войнах, которые велись в интересах церковных олигархий и их желания властвовать над людьми. Пришло время из-под этой пелены, сыгравшей большую роль в борьбе за формирование человека, который материальное не ставит выше духовного, извлечь гения, который актерскую игру освободил от закостенелых моделей и схем, а театр - от наслоений привычного толкования литературы. Гения, который во время фундаментальных общественных и политических преобразований наделил актеров совершенно новым пониманием театрального искусства. Как Малевич, Кандинский или Шагал в живописи, Скрябин, Стравинский, а потом и Шостакович в музыке, Маяковский, Цветаева, Ахматова и Есенин в поэзии, Пильняк, Горький, Чехов и Толстой в прозе, Эйзенштейн, Довженко и Пудовкин в кино, так в театре - Станиславский. Он понятие смотреть превратил в понятие видеть, слушать - в слышать, трогать - в осязать. Он искал и находил способы, дающие актерам возможность превратить то, что им, как всем обычным людям, дано от природы, в профессиональное мастерство. Он хотел и добился того, чтобы актеры в своих рабочих тетрадях не писали, как Еланская, "громче", "медленнее", "тише", "шепотом" и т. д., а все эти прилагательные превратили в глаголы, в действие, в следствия и причины сценических отношений, в осознанное действие сценического поведения. Это подразумевает концентрацию органов чувств, которая не требует отделиться от окружающей среды, а как раз требует воспринять ее, все, что их окружает, принять все сигналы, которые посылает окружающая среда.

Когда в своей труппе, в Московском Художественном академическом театре, Станиславский довел уровень поведения актеров на сцене лишь приблизительно до уровня своих театральных запросов, он увидел, что отношения между действующими лицами на сцене стали настолько сложными, настолько взаимозависимыми, что стало невозможным предоставить все это только самим актерам. Стал необходимым человек, который эти отношения организует. И чтобы это получило свойства художественной метафоры. Так случилось, что человек, который изучал закономерности сценического поведения актеров, сделал необходимой профессию режиссера. Так из тщательного исследования актерской игры возникла острая необходимость в режиссуре. Так актерская игра родила режиссуру. Так драматическая литература стала драматическим спектаклем. Я бы назвал это "парадоксом Станиславского".

Библиотека » Стево Жигон. "Монолог о театре"