Стево Жигон. "Монолог о театре". Сотворение мира

Как возникала сценография "Гамлета" и "Подростка", я описываю с одной целью - показать, что режиссура, как я уже неоднократно повторял, есть заселение пустого, темного и немого пространства. То есть это пустота, темнота, тишина. Может быть, это звучит несколько претенциозно, но для меня театральная режиссура в этом смысле очень похожа на своего рода "сотворение мира". Ни одно из искусств не занимается такими основополагающими понятиями, какими занимается режиссура. И Бог, говорят, сотворил мир в пустоте, из тьмы и тишины. Я далек от того, чтобы сравнивать режиссуру с сотворением мира Богом, хочу лишь сказать, что в этом деле имеются возможности, которые снятся людям, желающим сотворить свой мир или "новый порядок". Во всяком случае, людям властолюбивым и своенравным.

Примеры появления сценографии я привожу еще и для того, чтобы обратить внимание: она зарождается вместе с театральной режиссурой. Сценография, бесспорно, очень тесно связана с режиссерским замыслом. Теснее даже, чем все остальные задачи режиссуры: определение отношения людских судеб, толкование литературы, осуществление основного замысла, определение стиля, жанра, воскрешение прошлого и предсказание будущего... Во всех этих ее задачах много педагогики, тренировок, повторения, муштры, много заученного, много компромиссов, являющихся следствием актерских возможностей, много приспосабливания к специфическим особенностям, которыми наделен определенный актер, желания выделить то, что он умеет, и скрыть то, чего он не умеет или не хочет. Сценография между тем не ограничена возможностями актеров, она ограничена только возможностями технического оснащения сцены и фантазией режиссера и сценографа. При этом ограниченные технические возможности часто будят фантазию режиссера и сценографа, помогая найти наиболее оригинальное решение. Сейчас мне кажется: как только я найду сценографию, тут же найду и постановку. Однажды найденная сценография часто навязывала не только изобразительное решение и сценические действия актеров, но и помогала установить содержание людских судеб, описанных в тексте пьесы, определяла средства игры актеров, а часто и оказывала значительное влияние на самый смысл спектакля.

Поэтому я думаю, что было бы правильно, если бы в афишах некоторых спектаклей значилось, кто придумал сценографию. Было бы намного справедливее, если бы под сценографией подписались и режиссер, и сценограф.

Не все мои сценографии являлись следствием пережитых ассоциаций, то есть я не знал, что однажды они мне помогут в осмыслении некоего драматического текста (аквариум Фрунзе, бетонная плита, тетины шкафы), были, конечно, и такие, которые я должен был придумать, чтобы обеспечить актерам как можно более убедительное выражение сценического действия. Первое действие "Варваров" М. Горького начинается, например, с того, что жители провинциального городка с любопытством ожидают встречи с инженерами и их женами, которые должны приехать строить мост через реку.

Чтобы подчеркнуть их любопытство, я поставил у самой рампы забор, который сделал возможным появление из-за него по ходу действия всех персонажей. Они выглядывали из-за него на реку, стараясь увидеть, не отправился ли уже паром. Между тем любопытствовали не одни жители городка, но и зрители, которым были видны только их головы или еще что-то, в зависимости от их роста. Во всяком случае, этот забор позволил познакомиться со всеми персонажами "крупным планом", если выражаться языком кино.

Забор помог связать неизбежное и часто утомительное представление всех действующих лиц полностью в единое сквозное действие, в действие: "Мы ждем интересных гостей из столицы". Забор дал возможность этому представлению не только не быть скучным и формальным, но и превратил его в настоящее зрелище. Когда, наконец, кто-то крикнул: "Едут!" - все, кто быстрее, кто медленнее, толкаясь, появились из-за забора. Это была чудесная выставка портретов и немного грустное свидетельство серой и скучной жизни жителей городка, для которых приезд инженеров - невиданная сенсация. Когда инженеры с Анной и ее горничной появились перед забором, это дало повод к размышлению о разных судьбах жителей столицы и провинции. Забор был совершенно реален, но, по сути, играл совсем нереальную роль. Жители городка производили впечатление кукол в кукольном театре, а инженеры вместе со зрителями - живых людей. По одну сторону забора был гротеск, а по другую - простые истины, которые из-за гротеска другой стороны получали ореол чего-то идеального.

Я привожу этот пример, чтобы выразить свое убеждение в том, что на сцене и самые реальные вещи могут превратиться в стилизованные метафоры и что нет необходимости придумывать абстрактные формы, чтобы возвысить искусство над известными и скучными банальными истинами. Долг искусства состоит как раз в том, чтобы банальную истину возвысить до уровня метафоры.

Этим примером я еще раз хотел подчеркнуть значение сценографии. Иногда она диктует сценическое действие (плита, шкафы, двери, покрывало во "Сне в летнюю ночь", шахматная доска), а иногда сценическое действие требует соответствующей сценографии.

Для меня как режиссера сценография всегда была плодом длительных, часто мучительных поисков. Я знал, что, несмотря на умение работать с актерами, спектакль не получится до тех пор, пока я не найду сценографию. Сотрудничество со сценографами обычно было и полезным, и плодотворным. Но я всегда знал, что основной замысел сценографии должен быть моим. Ибо она - суть спектакля, ключ, который отпирает замок.

Библиотека » Стево Жигон. "Монолог о театре"