Ия Саввина. Творческая биография

"Простая", "искренняя", "достоверная", "естественная". Даже если бегло просматривать критическую литературу об Ии Саввиной, бросается в глаза постоянный набор эпитетов. Дело не в бедности рецензентского языка. Действительно, в каждом из своих появлений на экране Ия Саввина именно такая. В первую очередь такая.

Всего четыре раза мы встречались с актрисой в кино. Три раза в "Даме с собачкой" (1960), в "Кроткой" (1960), в "Грешнице" (1962) роли были главные; в четвертом фильме - "Звонят, откройте дверь" (1965) Ия Саввина снялась в эпизоде. За пять лет четыре фильма совсем немного. Даже странно, что так мало. Как-то подспудно возникло ощущение, что киногероинь у И и Саввиной гораздо больше - слишком хорошо они запомнились, соединились в очень конкретный зрительный образ. В двух своих первых фильмах Саввина сыграла героинь Чехова и Достоевского, в двух других наших современниц.

В созданных Саввиной образах (дальше речь пойдет о больших, главных ролях) есть какая-то вневременная, извечно женская трогательная незащищенность, оборачивающаяся силой, есть та степень чистой наивности, которая граничит с мудростью.

Сама доброта, женственность, ясность смотрят на нас с экрана в особых, "саввинских" крупных планах. Совсем не значит, что все ее героини похожи, как капли воды, но и в "даме с собачкой", и в "кроткой", и в "грешнице" эти качества есть. Чеховская Анна Сергеевна после своего "грехопадения" умоляет Гурова поверить ей: "Я люблю честную, чистую жизнь, а грех мне гадок. . ." Облик Анны Сергеевны - Саввиной утверждает, подчеркивает, "работает" на это. То же можно сказать о "кроткой", "грешнице". Всем им "грех гадок" - это тема героинь Саввиной. Она создана, определена таким говорящим крупным планом актрисы.

Три фильма, в которых Саввина исполняет главные роли, это как бы испытание одной и той же женской души, вобравшей в себя самое луч шее, самое чистое, испытание ее различными обстоятельствами жизни, с разных сторон, в разные времена. И вот итог проверки: победа. Каждый раз своим способом, но каждый раз смысл в том, чтобы выстоять, не рас терять себя, не позволить разрушить ту цельную, гармоничную душу, которая жива до тех пор, пока способна излучать свет. И чем она менее счастлива в этом мире, тем сильнее мир нуждается в ее гармонии.

"Что-то в ней есть жалкое все-таки", заметит Гуров, герой "Дамы с собачкой", об Анне Сергеевне. Это то, что бросается в глаза в "даме с собачкой" - Саввиной в первую очередь, как будто бы актриса пытается оправдать это гуровское определение во что бы то ни стало. Оно как бы вырвано из контекста и превалирует над всем остальным.

Неуверенные полувопросительные интонации. Негромкий, но удивительный, пронизывающий душу своей звонкой чистотой голос. В нервном вздрагивании ресниц, в жалобном взгляде прозрачно-серых глаз все время испуг и мольба: не оцарапайте, не заденьте, не уколите. Во всем облике напряженное ожидание удара: неизвестно за что, непонятно откуда.

"Жалкое" в Анне Сергеевне - Саввиной доходит до странного, еле удерживается, чтобы не перейти в "убогое". Но - удерживается. Более того, проходит лейтмотивом через любовь к Гурову, наполнившую новым смыслом жизнь обоих.

Когда смотришь на Анну Сергеевну - Саввину в первых кадрах фильма и чуть ли не кожей ощущаешь, как она вся пугливо дрожит, думаешь: но ведь это же страшно, так же невозможно существовать... А она живет, любит... Но может, это и есть способ, помогающий не просто выжить, а и сохранить себя, сохранить чистоту души, ее прозрачность. Ведь трепещет же осиновый лист - всегда, в любую погоду. Кажется, готов сорваться от малейшего ветерка, а выдерживает ураган.

Постепенно понимаешь, что кажущаяся беспомощность, трепетность Анны Сергеевны составляют неповторимость, суть, силу саввинской героини. "Я никогда не была счастлива, - говорит Анна Сергеевна о себе, - я теперь несчастна и никогда, никогда не буду счастлива, никогда!" Чтобы жить, зная все это, надо иметь мужество.

Фильм "Кроткая" начинается самоубийством героини. "Презрела она его", своего мужа, своего тюремщика, презрела такую жизнь, не выдержала, не перенесла. А дальше время оборачивается назад. Герой, опоздавший, как он считает, всего на несколько минут, мысленно обращается к прошлому, судорожно пытается понять, что же произошло, почему такой конец.

Правда, фильм не воссоздает энергичного потока бешено пульсирующей, путающейся, противоречивой, совестливой мысли, на котором построен рассказ Достоевского. В фильме больше, наверное, чем следовало, проступила детективная сторона и несоразмерно много места заняла тема денег, стяжательства.

Но героиня Саввиной принесла в него удивительный внутренний свет, ажурность. Кроткому, светлому, несчастливому существу жизнь посулила надежду. Сцена свадьбы с ростовщиком, которого сама судьба послала "кроткой", просватанной было уже за грубого, отвратительного купца. Заливисто, почти счастливо журчит ее смех; весело, ласково, почти счастливо смотрят глаза. Все, что таилось в этом чистом, добром, кротком создании, вся заложенная в нем способность жить, радоваться проявилась сейчас. И все же слово "счастливо" нельзя применить здесь без ограничивающего "почти". Даже в "счастливейшие" минуты где-то в глубине глаз героини Саввиной грусть она идет скорее от предчувствия, чем от знания.

Муж вводит новобрачную в дом - казенный, с голыми стенами, насквозь подчиненный идее хозяина. Свободный ручеек уже начали заковывать в каменное русло. Но пока она еще этого не замечает, может быть, не хочет замечать. И тут же наступает расплата за минуты радостной надежды. Первый удар: искренний порыв пресекается мертвяще холодным, властным взглядом мужа. И уже в эту секунду "кроткая, но гордая" "затаила". Сломать себя, подчиниться она не сможет. Попробует бороться, разрушить тюрьму и примет на душу грех: поднесет к виску своего тюремщика пистолет. Не убьет. Сляжет в горячке от потрясения. Постепенно вернется к жизни. Во время выздоровления "кроткая" еще слишком физически слаба, чтобы ощутить свою заточенность. И вот в этих кадрах выздоровления Саввина снова приоткрывает в своей героине такую глубину, такую естественную предназначенность для жизни ясной, простой, светлой, что последующий ее уход из жизни, снова ставшей заточением, кажется единственно возможным решением для этой цельной натуры.

Для Саввиной - Ксении, героини фильма режиссера Ф. Филиппова "Грешница", этой еще одной ипостаси гармонии, духовности, света, удивительно органично ее "произрастание" из спокойной красоты русской природы, из патриархальной деревенской цельности. В прозрачной березовой роще, у извилистой тихой реки Ксения дома. Здесь она росла, сюда привыкла приходить с тем, что у нее на душе, все сокровенное поверять природе и. . . богу.

Вера, бог для Ксении то же, что трава, березы: так же естественно, так же неотторжимо от всего самого дорогого, светлого, что было в ее пока еще достаточно безоблачной жизни. И вот к ней пришла любовь большая, глубокая, та, что на всю жизнь... Вот так же, всем существом, безраздельно готова была полюбить "кроткая", и ее глаза уже светились от одной надежды на счастье. А Ксения полюбила. Всей силой своей души, цельной, поэтической.

Но мир, кажется, только того и ждал, чтобы обрушиться на нее неразрешимостью своих противоречий.

Любимым, единственным оказался тот, кто не верит в бога. Пойти за него грех. Отказаться от бога для Ксении все равно что отказаться от тех берез, то есть - от себя. Ксения пошла за нелюбимого, сосватанного и - тоже не смогла.

Потухшие, потупленные глаза после тех ясных, сияющих, смеющихся. Тяжелый, угрюмый взгляд, которым наделяет Саввина теперь свою героиню, колет, пожалуй, особенно больно. Ксения, замкнувшаяся, ушедшая в себя, "затаившая" - это не Ксения. Наступать на себя терять себя. Взрыв неминуем.

Ксения не выдерживает, бежит. Неизвестно куда, только прочь, прочь. . . дальше от постылого дома, но, значит, и от бога, а следовательно,- все дальше от себя самой. И как бы ни старались авторы фильма втиснуть его в традиционные рамки произведения на антирелигиозную тему, дать, себе же противореча, намек на оптимистический выход (когда-нибудь Ксения откажется от веры), его не видишь. В фильме, в отличие от повести, но которой он снят, Ксении оставлена жизнь. Но Ксения, выбежавшая куда глаза глядят, - уже рассеченный надвое, уничтоженный человек. Гармония, ясность нарушены безвозвратно, а это для героинь Ии Саввиной равнозначно концу.

Особенность внутреннего мира Саввинских женщин обнаружилась в трех фильмах очень определенно. Но у героинь актрисы есть и другая особенность: у них довольно невелик предел натянутости, напряженности. Там, где наступает драматический момент, следует выплеск, героини теряют свою прежнюю неповторимость: обнаружился их душевный потолок.

В этом отношении особенно показателен фильм "Кроткая", где поэтика Достоевского требовала острого драматизма. Но сцены напряжения чувств Саввина проводила таким образом, что казалось: так могла вести себя любая другая, а не та особая, неповторимая "кроткая", о которой заявлено, о которой все время помнишь.

В драматичнейший момент жизни Анны Сергеевны - в сцене раскаяния после "грехопадения", когда чеховская героиня осознала свой поступок как подлый, низкий, Ия Саввина выглядит очень живописно и как-то театрально-картинно. В Анне Сергеевне сейчас все эффектно: полные слез глаза, красиво устремленные вдаль, великолепные мягкие волосы, раскиданные по плечам, - и все чуждо Чехову.

Драматизм, остронапряженные моменты в фильме "Грешница" переданы кинематографическими средствами, не требовавшими крупного плана. И потому роль Ксении оказалась самой цельной из сыгранных Ией Саввиной. "Голубизна" саввинских героинь во многом порождена таким выразительным внешним обликом актрисы: нежный, чистый овал лица, глаза, которые могут так кротко, застенчиво смотреть. Но это же, думается, ограничивало актрису и режиссеров, ее снимавших, повело их по одному руслу.

В фильме "Звонят, откройте дверь" Саввина появляется в коротком эпизоде. Этот фильм открыл нам многое, в том числе новую грань актерских возможностей Ии Саввиной. Он занял свое, особое, дотоле пустовавшее место в современном кинематографе. А. Володин - сценарист и А. Митта - режиссер установили камеру в такой точке и посмотрели на мир под таким ракурсом, в которой ее до сих пор никто не устанавливал и как никто до сих пор не смотрел.

Чем-то очень расстроенная женщина вошла в дом. Здесь ее любят, ждут. Она входит, ни на кого не глядя. Раздевается. Движения механические, чуть раздраженные. . . Сын подает домашние туфли, она машинально их берет, надевает, глядя куда-то перед собой. Садятся обедать. Она так же механически, не видя, ест. В глазах - слезы. .. Уют, благополучие этого дома беспощадно напоминают о другом, только что оставленном. Где погибает человек, очень ей близкий. Наверное, несмотря ни на что, - любимый. Этот человек губит сам себя: спивается. Помочь ему нельзя. Мучать дальше себя, сына (главное - сына) было невозможно. И вот теперь новая семья, новая квартира, новый муж - чудесный человек, сыну теперь хорошо. А ей?! Не ходить туда, не убирать, не продолжать вытаскивать того из ямы - не может.

Сейчас она в этом доме. Здесь ее хорошо понимают. Даже слишком хорошо, настолько, что уже нет сил сдерживаться. Да это и невозможно. Можно было бы и не рассказывать мужу в передней, где она была, что с ней, почему дрожат губы, на глазах слезы. Он знает, рад помочь, готов помочь. А она ему говорит, говорит, как она туда ходит и не ходить не может. Говорит, наверное, не в первый раз. Говорит, не чтобы рассказать, сообщить, а чтобы самой себе облегчить душу, вылить наболевшее - близкому.. .

Ия Саввина на экране несколько минут. А перед нами - биография, судьба, человеческая боль. Здесь все так. Люди в фильме подсмотрены не в самые счастливые моменты своей жизни. В картине нет пронзительно-радостных нот, но очень много человеческой теплоты, участия, понимания.

Фильм учит таланту жить, видеть необычное в обычном, тонкости и душевной деликатности, напоминает, что человек со своей неповторимой судьбой и внутренним миром ни с чем не сравнимая и ничем не возместимая ценность.

С володинскими героями не случается чего-то из ряда вон выходящего. Про них можно сказать почти так же, как про чеховских: люди просто разговаривают и пьют чай, а в это время решаются их судьбы, происходят трагедии... Конечно, у Володина иная, своя степень точности и глубины подтекста, своя, сегодняшняя конкретность, по-новому раскрывающая современный мир. Интересно другое. Ия Саввина, которая начала свой путь в кино с Чехова, не раз говорившая о своей мечте сыграть его по-настоящему, пришла к Чехову, вплотную с ним соприкоснулась, может быть, только сыграв Володина. Тем самым совсем не хочется зачеркивать все, что было сделано раньше. Были рассказаны судьбы, актрисой было привнесено в них свое, индивидуальное. Но тема кроткой, нежной, про красной женщины ею закрыта. И вот последний фильм. Хочется думать, что это начало нового.

М. Тимченко, 1968

» Звезды нашего кино