Евгений Евстигнеев. Творческая биография

Евгений Евстигнеев - актер театра "Современник". Этот, казалось бы, чисто биографический факт во многом определяет работу Евстигнеева в кино. "Современниковцы" все больше и больше входят в актерский костяк нашего кинематографа. В кино, так же как и в своем театре, они ведут разговор о главных проблемах времени, осмысляют его движение, повороты и делают это с присущей им честностью, страстностью.

Евгений Евстигнеев - один из ведущих актеров "Современника". Он работает на высоком мастерском уровне. Строгая избирательность, умение актера соединять емкость образа с необыкновенным лаконизмом удивительно пригодились в кино, сделали Евстигнеева по-своему незаменимым в ролях, на которые отпущены короткие минуты экранного времени.

Зарекомендовав себя мастером эпизода, актер довольно долго не переходил на крупные роли. Да и сейчас у Евстигнеева, проработавшего в кино десять лет, имеющего на своем счету около двадцати фильмов, всего три центральные роли: "Никогда", "Добро пожаловать", "Гиперболоид инженера Гарина".

Первая эпизодическая роль - капитан Петерсон в фильме В. Петрова по повести А. Куприна "Поединок" - стоит немного особняком в ряду киноработ Евстигнеева. Актер спрятался здесь за внешнюю, даже несколько театральную характерность. Обильный, намеренно старящий грим, немного "не свой" голос.

Два раза появлялся Петерсон в фильме: на балу, когда шло объяснение между героем фильма поручиком Ромашовым и супругой Петерсона - бывшими любовниками, и в сцене офицерского суда над Ромашовым. Муж, явившийся в разгар объяснения, лицемерно и заискивающе улыбался Ромашову, обволакивал его льстивым, а в глубине - колким, ненавидящим взглядом и ханжески благословлял жену и ее любовника: "Ну танцуйте, дети мои, танцуйте, я вам не мешаю". Во второй сцене Петерсон зачитывал жестокий приговор офицерского суда. Фальшиво-бесстрастные глаза, сухой, скрипучий голос изображали человека, бдительно стоящего на страже закона, офицерской чести. Не парадоксально ли: Петерсон и честь?! Но тем яростнее он ее защищал, старательно скрывая злобное торжество по поводу отмщения Ромашову.

Острая внешняя характерность Евстигнеева органично вписывалась в образную стилистику фильма В. Петрова, который был как бы составлен из графических кадров-картин и живописных кадров-сцен, в них сталкивались поэзия и проза русской жизни начала века, чистота и человечность трагически гибли в трясине пошлого и обыденного. Экранизация повести Куприна, сделанная режиссером Петровым в 1957 году, принадлежала скорее первой половине пятидесятых годов. Достоверно возрождалась эпоха, бережно воспроизводились события повести, но интересы постановщика исчерпывались тем временем, о котором ставился фильм.

Евстигнеев - актер характерный, но в новом, несколько отличном от прежнего деления на амплуа, смысле. В последующие его работы перешли острота, поднимающаяся подчас до гротеска, тонкое ощущение стиля, которые были уже в его первом выступлении в кино. Но появилось и другое - та удивительная характерность, когда не гримом, не модуляциями голоса, а каким-то особым внутренним перевоплощением, какими-то неуловимыми, филигранно точными средствами создается образ.

На несколько секунд возникает крупным планом лицо Евстигнеева в фильме М. Калика "Человек идет за солнцем". Мотогонщик в ярко-оранжевом костюме, только что совершивший отчаянный круг смелости по вертикальной стене, устало снимает шлем, обтирает пот со лба и голубыми-голубыми глазами смотрит на жену. А та в это время его "пилит". Дело в том, что мотогонщик очень любит керамику и тратит, по мнению жены, слишком много денег на какую-то глину. Все это видит четырехлетний герой фильма, который так пленился отчаянно смелым мотогонщиком, что стал за ним подглядывать, а теперь вот увидел своего кумира поверженным и ему сразу же расхотелось смотреть круг смелости еще раз. В фильме Калика мир предстает в контрастных, четких красках. Ребенок встречает добро, сталкивается со злом. Они рядом, они сосуществуют, их не спутать. Только что герой пришел в восторг и следом - разочарование. Такой смелый, думает он, а жены боится. А нам запоминаются голубые глаза мотогонщика: умные и грустные. Они знают о мире гораздо больше маленького героя, знают, что в нем не так ясно, как кажется в четыре года.

Иная судьба, другой характер, но снова - эпизод в фильме И. Турина "Верьте мне, люди". Самое начало. Камера скользит по лицам заключенных, с завистью всматривающихся в горстку счастливчиков: их статья попала под амнистию. На минуту камера задержалась на одном из невезучих. С тоскливой завистью смотрит он на недавних товарищей по заключению, жадно затягивается окурком - кажется, все статьи уже имел, кроме той, которая сейчас попала под амнистию. Типичный уголовник-профессионал: срок... воля... снова срок. Ведь человек ко всему привыкает.

А вот нагло, вразвалочку вваливается этот же заключенный в кабинет начальника. Гаерствует, паясничает. Его заставляют войти снова - входит: чинно, вроде по форме, а в уголках глаз, недалеко запрятанные, все те же нахальные искорки. Во время допроса продолжает юродствовать: артистично разыгрывает из себя идиота, сам получая при этом максимум наслаждения. Евстигнеевский герой часто талантлив, во всяком случае - самобытен и всегда не шаблонен.

Когда Костюкова но ходу допроса спрашивают, что он знает об убежавших заключенных, оказывается, что маска дурака была надета очень кстати и вовремя. Она помогает выкручиваться, не отвечать при мо. Но неожиданно страшный вопрос: "Алексей Лапин мог убить человека?" маска мигом слетает и уже искренне, от себя, от Костюкова-человека: "Нет". Это "нет" активное, товарищеское. "А Батый Каин мог?" спрашивают дальше. И вдруг герой Евстигнеева па глазах у нас съеживается, как-то сразу весь уходит в кресло, а в глазах дикий, животный страх и одновременно отчаяние. "Нет", - медленно протянет он. А мы понимаем: мог, конечно мог и еще сможет. Оттого Костюкову сделалось сейчас так страшно. Он-то знает, что Лапин - человек, а Каин - нет. Но этого все равно не скажешь, и вот такой парень, Лешка Лапин - пропадет. Поэтому в глазах не только страх, но и отчаяние. Отчаяние человека, которого приоткрыл нам актер в этом пропащем, искривлявшемся уголовнике.

Неповторимость каждой судьбы, любой, даже самой запутанной биографии умеет показать Евстигнеев, как бы заново утверждая каждый раз: человек - это целый мир. Но дело еще и в том, что Евстигнеев умеет выглядеть на экране так, что мы без единого слова понимаем: перед нами сама незаурядность, сам ум, сама человеческая значительность.

Николай Иванович из фильма М. Ромма "Девять дней одного года", человек современнейшей профессии (он физик), очень трезво, даже скептически мыслит. С удовольствием отрешившись от свадебного веселья, сухощавый лысоватый человек углубился в подсчеты на бумажной салфетке. Его молодой, горячий коллега, считающий, что уже наш современник сумеет вырваться за пределы солнечной системы, обвинил всех неверящих в узости мышления. Николай Иванович, привыкший бить неоспоримыми аргументами, сел и подсчитал: если запастись самым современным горючим, его понадобится чуть больше, чем весит наша планета. Это сразило оппонентов и ошарашило даже противников полета. Значит, у Николая Ивановича не узость мышления, а элементарная трезвость.

В фильме Т. Лиозновой "Им покоряется небо", герои которого - создатели и испытатели первого советского реактивного самолета, Евстигнеев играет Главного конструктора. Снова - масштаб интеллекта. Веришь, что этот немногословный, сдержанный, с умными, все понимающими глазами человек - один из талантливейших ученых середины века.

Про эту работу Евстигнеева можно сказать: актер сделал все, от него зависящее. Материал роли давал немного. Главный конструктор не имел почти никаких индивидуальных черт. Евстигнеев сыграл в этой роли главное, что можно было: незаурядность и интеллект. Наверное, в расчете на эту его способность актера и пригласили в фильм. Но ему не за что было зацепиться, чтобы сыграть конкретную судьбу. В результате Евстигнеев в роли Главного конструктора назвал, обозначил человека напряженно мыслящего, но не смог показать, чем он отличен от других, вот так же на пряженно мыслящих. Евстигнеев - Главный конструктор - это Николай Иванович из "Девяти дней", но уже абстрагированный и потому - неживой.

Среди киногероев Евстигнеева есть такие повторы, когда первый раз он появляется живым, во плоти и крови, а йотом, повторяясь в другом фильме, засыхает. Это возникает не из склонности актера еще раз пройти по проторенному пути. Индивидуальности Евстигнеева присуще как раз другое: каждый раз начинать с нуля, строить на чистом месте, ибо сила этого актера в конкретности. Герой-близнец появлялся тогда, когда в фильме не доставало этой конкретности. История создания первого реактивного самолета, лепная в основу фильма "Им покоряется небо", была рассказана заинтересованными, сочувствующими людьми, но за рамки трогательного воспоминания о событиях, происходивших пятнадцать - двадцать лет назад, она не вышла. Переоценивающего взгляда из сегодня, на который претендовали создатели фильма, не получилось.

Фильм Б. Волчека "Сотрудник ЧК", где Евстигнеев играет белогвардейца Маркова, - захватывающе острый детектив. Постановщик фильма доказывает, что рамки детектива - совсем не препятствие для остросовременной мысли и беспокойной гражданственности. События фильма происходят в годы гражданской войны. Это становится для его создателей поводом, чтобы посмотреть на прошлое из сегодняшнего дня, чтобы там, в далекой истории увидеть корни последующих событий.

Марков - руководитель подпольной белогвардейской организации в городе, занятом красными. Евстигнеев играет Маркова сильным, смелым, изобретательно-умным человеком, который был, наверное, раньше талант ливым командиром русской армии. Выправка, походка кадрового военного. Армия приучила его не рассуждать, а действовать во имя цели. Он воюет со своими же, русскими. Врагов ненавидит. Средств в борьбе не выбирает: действует вероломно, жестоко, беспощадно. Идет но трупам с упорством маньяка. Этот человек зажал в кулак, подавил в себе человеческие чувства и подчинил все только одному: борьбе и ненависти. Из богатой задатками человеческой личности история выковала себе жестокое, сильное и бесчеловечное орудие, которым теперь воюет.

Фильм А. Гинцбурга по роману А. Толстого "Гиперболоид инженера Гарина", так же как и "Сотрудник ЧК", по жанру - детектив. Гарин, которого играет Евстигнеев, - сильная, незаурядная личность, талантливый авантюрист. С ним, как, пожалуй, и с Марковым, история обошлась жестоко. Роман А. Н. Толстого, написанный в 1920-е годы, давал возможность создателям фильма сделать не бездумно-приключенческий фильм с традиционными кипоходами, а каким-то образом высказаться о насущнейших проблемах времени. У Толстого так или иначе задеты такие волнующие современность темы, как судьба научного изобретения, степень ответственности изобретателя, ученого за сделанное им открытие, проблема прихода к власти диктатора-авантюриста, механизм власти и т. д. Фильм удивительно безразличен ко всему этому.

Гарина Евстигнеев составляет из кусочков, которые уже были сыграны им ранее. В Гарине есть ум и значительность - таким и должен быть великий изобретатель. В одних сценах он хитер и беспощаден, в других - само обаяние и элегантность. Иногда, когда режиссер особенно впрямую начинает разоблачать индивидуализм героя,- Гарин в экстазе вскакивает на ящик и кричит нечто прославляющее (а в наших глазах очень уничтожающее) собственную личность,- даже Евстигнеев, с его обычным чувством меры, в этой сцене выглядит фальшиво.

Фильм "Строится мост" - коллективное создание "Современника". Он мог получиться хуже или лучше, но, зная театр, можно было ручаться за главное: в него войдет только то, что волнует и будоражит коллектив, за что болит его душа и что, по мнению театра, надо отстаивать сегодня.

И в фильм все это вошло. А этого так много, что хватило бы на несколько фильмов. И поэтому, наверное, он местами перегружен, а иногда ситуации нанизаны одна на другую так густо, что не видишь просвета. И начинает казаться, что в жизни так не бывает. Но нет, на самом деле - бывает. Только не в такой концентрации. Шумный, пестрый калейдоскоп людей обрушивается вначале на героя фильма (О. Ефремов), журналиста из Москвы, приехавшего на строительство моста. Командировка кончается вместе с фильмом. Для него теперь, как, впрочем, и для нас, стройка стала вместилищем человеческих судеб, характеров, надежд, разочарований.

Одного из строителей моста, инженера Синайского, играет Евгений Евстигнеев. Мы не сразу поймем - кто он, этот сердито насупленный человек. В одной сцене он предстанет безропотным мужем, который под сапогом у мещанки-жены, мечтающей поскорее сменить барак на харьковскую квартиру с удобствами. В другой - неумелым отцом, вдруг накинувшимся на свою дочь, увлекающуюся твистом, с полотенцем вместо ремня и с криком: "Где твои идеалы?" А еще мы встретимся с инженером Синайским за дружеским тесным столом, где собрались только близкие люди. И здесь он уже не такой угрюмый и сердитый, как на стройке. А когда за столом затянут песню, и совсем отойдет, глаза еще больше потеплеют, и постепенно мы поймем, что сердце у этого человека, несмотря на множество рубцов, сохранилось добрым, почти детским.

В умении посмотреть на явление с разных сторон, в стремлении раскрывать человека сложно и неоднозначно сила актерского дарования Евстигнеева. Невозможно определить тип его героя. Какие они, эти люди, которых играет Евстигнеев? Очень непохожие, очень разные, - вот что можно сказать о них в первую очередь.

В фильме "Современника" евстигнеевская работа - одна из лучших. Актер в числе тех, кто в этом коллективе единомышленников ведет и определяет. И поэтому его лучшие работы в совсем "несовременниковских" фильмах связаны с "Современником" неразрывной внутренней связью. Главное звено этой связи личность актера. Она ярко проявляется в сыгранных Евстигнеевым центральных ролях в фильмах "Никогда" и "Добро пожаловать".

Директор завода в "Никогда" и начальник пионерлагеря в "Добро пожаловать" - это взаимоисключающие друг друга человеческие типы, которые прочно связаны одним: эпохой, породившей обоих.

Фильм режиссеров В. Дьяченко и П. Тодоровского "Никогда" художественно противоречив. Он как бы распадается на две части. Личность директора завода, незаурядная, сложная и трагически одинокая - самое интересное и значительное, что есть в картине. Все остальное составляет, к сожалению, очень невыразительный фон. В его художественном решении много шаблонного, кинематографические ходы часто стандартны, не обоснованы. Но воспринимаешь фильм все-таки через Евстигнеева, через заданную им степень точности и глубины. Сыграй директора какой-нибудь другой актер, поменьше, смысл фильма не вышел бы за пределы обычной истории, где холодный бездушный бюрократ-директор, не думающий о подчиненных, невнимательный к жене, в конце концов покинутый и женой и сослуживцами, приходит к выводу, что жил неправильно.

Герой Евстигнеева всю жизнь строил корабли. Вот и сейчас (с этого начинается картина) его назначили на повое место - директором корабле строительного завода. Это директорство для него, очевидно, не первое, начальствовать привык: привык к тому, что у него секретарь, привык к тому, что перед ним распахивают дверцу машины. Но по всему видно, что этот сухощавый, углубленный в себя человек с быстрыми, четкими движениями - не вельможа. Мелких услуг, отданных его должности, он, действительно, не замечает. Но не потому, что барин, а оттого, что все время сосредоточен на деле. Наверное, пришел на производство после войны. Время было трудным, суровым, требовало всего человека. Он привык строить корабли, вкладывая душу и сердце в железные конструкции. И как-то незаметно для него получилось так, что все, что не касалось главного дела, отходило сначала на второй план, потом на третий... Когда-то так было надо, считалось, что человек может жить только работой, требуя от себя и от других. И это было высокой степенью человеколюбия - цель оправдывала средства.

Директор не приспособлен к контакту с миром, а нуждается в тепле и участии, как никто другой.

Одна из драматических сцен фильма - заводская свадьба, куда он нежданно-негаданно попал. Только вошел - веселье замерло, в комнате повисла гнетущая напряженность. А директор будто ничего не замечает, поздравляет молодоженов, садится за стол. Кажется, если еще минуту продлится эта звенящая тишина, кто-нибудь не выдержит. Понимает, что ему надо сейчас что-то сделать. Попросил музыку поритмичнее, взял нож, вилку и пошел отстукивать виртуознейшие коленца. Да, это подошло. По лицам поползли улыбки, давний нарост льда начал оттаивать. А на экране - крупным планом лицо Евстигнеева и огромные его глаза. И чем больше улыбок и признания вызывает виртуозное искусство директора ("Во дает!"), тем тоскливее смотрят эти глаза. Он один здесь понимает, что лед, который сейчас растапливают его руки ударника-виртуоза, - навсегда. Потому что, когда он такой, какой есть, его не любят, боятся, он - лишний.

Конец картины. Со стапелей сходит еще один корабль. От праздничного шума, веселья директор уходит туда, где ему еще хуже, в свой пустой, неуютный, почти нежилой дом. Столько одиночества, забытости в его чуть сгорбленной фигуре, пока он открывает калитку, проходит по дорожке, поднимается на крыльцо. В комнате директор долго-долго смотрит на фотографии. Вот она - вся его жизнь: пять кораблей. Оправдала ли цель средства? Стоят ли эти железные махины той тяжести, которая сейчас на сердце, его тоски и полного одиночества? Эти пять кораблей - все, что у него есть, другого - не будет.

Другой герой Евстигнеева - Дынин, начальник пионерлагеря, где у входа написано и "Добро пожаловать!" и "Посторонним вход воспрещен!", - всю жизнь жил и работал в соответствии с инструкциями, в которых недостатка не было.

В будни Дынин ходит в широких светлых брюках и свободной полосатой рубашке. Да, и еще в пионерском галстуке. А когда праздник - на нем черный в узенькую полоску костюм: пиджак с широкими лацканами и ватными плечиками и конечно расклешенные брюки. Одежда Ды-нина старомодна - он постоянен в своих вкусах и привязанностях и за многим - в том числе за модой - не поспевает. И в этом его беда. Он очень старательный человек и искренне хочет делать так, как надо, как от него требуют.

Долго, от всей души готовил он родительский день. Сколько было хлопот с самодеятельностью! Хотелось ведь подготовить, как лучше. Чтобы перед самим товарищем Митрофановым лицом в грязь не ударить. А они вдруг выдумали "Левый марш" инсценировать. Понятно, Маяковский великий поэт. Но по тематике все же что-то не совсем: Адам, Ева. Мало ли что... и вечно им надо выдумывать, а ведь ребята уже выучили чудес ные стихи:

Лагерь - наша большая семья, -
Мы бодры, веселы,
Хорошо нам живется, друзья!

Только читают их ребята пока еще не очень. "Бодры" надо говорить бодрее, а "веселы" - веселее. Все-то Дынин должен подсказать. Да он подскажет, пожалуйста. С удовольствием все сделает, лишь бы только хорошо получилось.

Да, много сил потратил товарищ Дынин. Что там сил - изобретательности сколько! А как бы иначе узнавал он, начальник лагеря, опасные ребяческие тайны и раскрывал их заговоры, если бы не прибегали к нему время от времени те стоптанные сандалии и не сообщали, приподнимаясь на цыпочки, тихо, на ухо, что да как?

И вот уже, кажется, все сделано, все предусмотрено. Дынин продумал даже такую мелочь, как приз за лучший костюм на карнавале. Получит его "Царица полей" - кукуруза, и это будет племянница Митрофанова. Того самого...

Наконец наступил этот долгожданный день. Дынин на трибуне. Важный, торжественный, с трудом скрывает он озабоченность - не дай бог что-то сорвется.

Вначале все гало, как по маслу. "Царице полей" решили присудить первую премию единодушно. Вот уже Дынин радостно вручает удивлен ному товарищу Митрофанову огромный торт, предназначенный его племяннице. И вдруг - "Царица полей" открылась. Тут-то все и началось - вер нее, все кончилось.

Все труды, все старания Дынина пошли насмарку. В "Царицу полей" каким-то образом проник давно изгнанный из лагеря пионер Костя Иночкин. Ужас, позор!

А потом было самое страшное. Товарищ Митрофанов, нарушив весь продуманный порядок, позвал всех купаться. И, смяв строй, ребята вместе с родителями и вожатыми кинулись к реке.

Дынин, у которого все теперь в голове смешалось, перепуталось, растерянный, потрясенный, с огромным тортом в руках, жалобно обращаясь то к одному, то к другому из бегущих, неуверенным, дрожащим голосом вопрошал: "Куда же вы, товарищи? Сейчас же не время купаться!" Но никто его не слушал, все отмахивались и бежали купаться и прыгать через речку. И он, уже ни к кому конкретно не обращаясь, скорее пытаясь разобраться в нахлынувших на него чувствах, искренне недоумевал: "Я же хотел как лучше, чтоб дети отдыхали, поправлялись, чтоб дисциплина была..."

И в эту минуту Дынина, неумно-старательного, пугливого и негибкого Дынина было жалко. Ведь он действительно, от всей души, старался сделать "как лучше". Никогда ничего не делал вопреки инструкции. И разве он был виноват, что эти инструкции оказывались старыми. Хоть и старые, но ведь никем не отмененные.

В фильме "Добро пожаловать" Евстигнеев снайперски точно сыграл, говоря словами Ильи Куликова из фильма М. Ромма, "крепкого, надежного дурака". При этом актер, великолепно обрисовав своего героя в гротескно сатирическом ключе, в финале фильма, вызвав сочувствие к искренности Дынина, сумел заглянуть в трагикомедии).

Думается, что именно в этом очень современном жанре Евстигнеева, с его способностью схватывать суть явления и рассматривать его объемно, с разных точек, ожидает особенно много побед.

М. Тимченко, 1968

» Звезды нашего кино