Леонид Любашевский. Творческая биография

Свою первую кинематографическую роль он запомнил хорошо. На базаре небольшого пограничного городка, в шумной рыночной сутолоке, появлялся бородатый, неопределенного возраста контрабандист, который угрожающе шмыгал среди продавцов и покупателей и так же незаметно, как появлялся, исчезал. Роль была, что называется, с ноготок, но запомнилась самому актеру надолго. Может быть потому, что это был как-никак дебют, а может, еще и потому, что в двух центральных ролях "Границы" (так называлась картина) снимались такие выдающиеся актеры, как С. Михоэлс и В. Зускин; вся атмосфера картины была, как говорится, актерская.

Кинематографический дебют Любашевского состоялся в пору, когда у него за плечами уже была немалая жизненная и театральная биография, тот бесценный человеческий опыт, который не имеет как будто прямого отношения ни к одной из художественных профессий, а на самом деле питает любую из них. Кроме того, место Леонида Любашевского в кинематографе невозможно было бы правильно оценить, не назвав его кинематографического псевдонима. Д. Дэль (Любашевский) в качестве соавтора участвовал в работе над сценариями таких всемирно известных картин, как "Встречный" и "Депутат Балтики". Как сценарист он выступал также в картинах, поставленных по пьесам А. Н. Островского ("Таланты и поклонники" и "Снегурочка"), в фильме "Музыканты одного полка" (сценарий был написан им по его шедшей когда-то в Новом ТЮЗе пьесе "Музыкантская команда") и в советско-венгерском фильме "Ференц Лист" ("Грезы любви").

Подобное совмещение профессий - актера и драматурга, актера и сценариста - в творческой жизни Дэля отнюдь не было случайностью. Напротив, оно довольно точно отражало сложный характер человека, связанного с искусством не только профессионально, а всеми сторонами души, всеми гранями своей творческой натуры. Когда-то он заметил в своих мемуарах, что "без любви и всех ее переживаний, горя и радости нет искусства", и слова эти оказались удостоверенными всей его жизнью. Сама жизнь научила его живым, бескомпромиссным и взыскательным человеческим чувствам, и чувства эти были всегда с ним и в его актерской и в его литературной работе. Они никогда не заменяли ему постижения и понимания, но вносили во все, что он делал, художественный азарт, беспокойную пытливость художника, никогда не оскорблявшего свой труд чрезмерным спокойствием.

В жизни он испробовал многое.

Он был солдатом первой мировой войны, проходил курс в петербургском Психоневрологическом институте, помнит себя курсантом Владимирского военного училища. Оказавшись на Севере, он участвовал в подпольных солдатских организациях, боровшихся с интервентами в обстановке террора и насилия. После изгнания интервентов служил в Архангельском уголовном розыске, а впоследствии заведовал Архангельским отделом искусств. Сейчас, оглядываясь на свою молодость, он мог бы сказать с полным основанием, что прошел в те годы строгую, требовательную школу жизни. Только пройдя эту школу, он, говоря словами пушкинского Сальери, "дерзнул предаться неге творческой мечты".

Он стал актером. Его театральный послужной список не так уж мал; особенно много ролей, трудных и важных, он сыграл в своем любимом театре - Новом ТЮЗе. Театр этот был создан в 1935 году, и именно здесь развился, так сказать, комплексно, талант актера Любашевского и драматурга Дэля. Начал свою жизнь Новый ТЮЗ двумя постановками - "Снегурочкой" А. Н. Островского и "Музыкантской командой" Дэля.

В Новом ТЮЗе Любашевский переиграл множество ролей, и в том числе в собственных пьесах - в уже упомянутой "Музыкантской команде", в "Третьей версте", "У лукоморья", "Яков Свердлов". Во все, что играл и во все, что он писал в то время - входило его многоцветное прошлое. Пьеса "Музыкантская команда" и поставленный по ней через много лет фильм "Музыканты одного полка" - живое тому подтверждение. Развернутая в них героико-романтическая ситуация воссоздавала обстоятельства, пережитые самим автором. Из жизни мужественного архангельского подполья перешли на сцену и на экран и фельдфебель, игравший на тубе и считавший себя по этой причине примером образованности, и рядовые - музыканты с неполным консерваторским образованием, и многие другие.

И в пьесе, и в написанном спустя несколько десятилетий сценарии прославлялось негромкое мужество музыкантов, которые в белогвардейском тылу оставались верными сыновьями революционного народа.

В 1939 году Любашевский встретился с ролью, которой суждено было навсегда войти в его кинематографическую биографию и занять в ней лавное место: в картине Г. Козинцева и Л. Трауберга "Выборгская сторона" он сыграл очень важную, но отнюдь не главную в этом фильме, роль Якова Михайловича Свердлова. Любашевскому удалось достичь редкого внешнего сходства со Свердловым, не только передать - на основе многочисленных устных свидетельств или опубликованных воспоминаний - облик сына ленинской партии, но и угадать его застенчивый и целомудренный душевный склад, его непоколебимую и бесконечно притягательную человечность. Он и появлялся-то в картине всего два-три раза и произносил несколько сжатых фраз, характеризовавших его в общем довольно прямолинейно. В одном случае он торопливо проходил по коридору Смольного, а некий недовольный человек догонял его: "Яков Михайлович, да ты выслушай, пожалуйста". Просьбу эту Свердлов парировал кратко: "И слушать не буду. Решение ЦК, и кончено!" На короткое мгновение встречался он с Максимом, и между ним и молодым питерским большевиком возникала та доверительная близость, при которой и шутка не помеха серьезности разговора, и серьезность не мешает шутке. Кульминационной "свердловской" сценой была сцена в Учредительном собрании, где раздавались полные торжества, счастья и гордости слова: "Частная собственность, - звенит и чуть вибрирует голос Свердлова, - на землю отменяется. Все леса, недра и воды общегосударственного значения, а равно весь живой и мертвый инвентарь объявляется национальным достоянием". Трудно сказать, был ли говоривший это актер похож на настоящего Свердлова, ораторский талант которого был в поразительной, не слишком-то объяснимой одними только словами силе внутренней убежденности. В своих "Рассказах о театре и кино" Любашевский писал: "Когда режиссеры видели меня без грима, им казалось, что стоило мне приклеить бородку с усами, и сходство со Свердловым будет идеальным. Я боялся кинематографа и не хотел сниматься. Трижды меня гримировали, трижды снимали фото - так упорно они, против моей воли, добивались моего счастья. Но чужое и несимпатично острое смотрело с фотокарточки лицо непохожего на себя Свердлова".

Актерам хорошо известно это "непохожее" сходство, когда все черты как будто совпадают и все-таки что-то в лице исторически реального человека остается не найденным и не схваченным. Оказывается, сходства, так сказать, неподвижного, зафиксированного раз и навсегда, не существует. Оно становится настоящим внутренним сходством только благодаря магии искусства, когда одухотворено мыслью и воображением художника. Когда Любашевского уже в гриме Свердлова стали, в значительной степени вопреки фотопробам, снимать на кинопленку, когда возникли какие-то "привходящие обстоятельства", зажатость, искусственность, несимпатичность исчезли. Все дело было в том, что родился художественный образ.

Очень трудно, конечно, сказать с полной точностью, почему "что-то" у актера получилось, а "что-то" не получилось - для удачи требуется сочетание самых разных условий. Единственное, в чем можно не сомневаться, это в том, что путь к правде исторического образа долог и труден и одной только формальной достоверностью обойтись здесь нельзя.

В том же 1939 году суждено было появиться на экране еще одному Свердлову - Любашевскому, и притом появиться благодаря обстоятельствам не совсем обычным. Михаил Ромм начал снимать картину "Ленин в 1918 году", где тоже одним из действующих лиц был Свердлов. Свердлов участвует, почти безмолвно, в обстоятельном разговоре Владимира Ильича с крестьянином-кулаком, перебрасывается несколькими словами в сцене с выкипающим молоком ("Яков Михайлович, вы в молоке что-нибудь понимаете?" - спрашивает Ленин, и Свердлов уверенно отвечает: "В молоке, да!" - и тут же обнаруживает свое невежество в вопросе о том, когда именно оно должно закипеть). Затем он появляется в квартире только что раненного Ленина и, наконец, у прямого провода. М. И. Ромм решил поручить роль Якова Михайловича Свердлова его младшему брату, лектору Политуправления Красной Армии Герману Свердлову. Решили положиться на удивительное сходство младшего брата со старшим, но не учли того немаловажного факта, что, первоклассный лектор, Г. Свердлов не обладал даже самыми элементарными актерскими данными. Произносить чужие и заранее написанные слова было для него сущей мукой, а жить в "предлагаемых обстоятельствах" он и вовсе был неспособен. Вот и обратились к актеру, который только что блистательно сыграл ту же роль в "Выборгской стороне", и, как оказалось, поступили правильно.

Так было положено начало удивительным превращениям Любашевского, продолжавшимся почти двадцать лет. Из "Выборгской стороны" в картину "Ленин в 1918 году", а затем в картину "Яков Свердлов", в "Вихри враждебные", в "Балтийскую славу", в "День первый", в "Дни Октября", в "Андрейку" переходил Любашевский - Свердлов, развивая свой характер, оказываясь в обстоятельствах более или менее разных, но неизменно близких к жизни и партийной биографии замечательного большевика-ленинца.

Вероятно, такая длительная, и притом в разных картинах, жизнь в образе была серьезным испытанием внутренних сил актера. Но в этой длительной и многосторонней актерской эпопее была своя кульминация. В 1940 году режиссером С. И. Юткевичем была осуществлена постановка картины "Яков Свердлов", где образ получил свое полное развитие, где Яков Михайлович проживал, можно сказать, всю свою жизнь, от юности в Нижнем Новгороде до работы его на посту "первого президента" страны Советов. К моменту, когда началась работа над "Яковом Свердловым", Любашевский уже написал пьесу под этим названием, Б. В. Зон поставил ее на сцене Нового ТЮЗа, а автор сыграл в ней главную роль. Позади были также сравнительно небольшие роли в "Выборгской стороне" и в "Ленин в 1918 году". Все это можно было рассматривать как подготовку к большой роли, главной во всей актерской жизни Любашевского.

В книге Сергея Юткевича "Человек на экране" одна из глав - "Письмо к другу" - посвящена предстоящей совместной работе С. Юткевича и Л. Любашевского над картиной "Яков Свердлов". "Наконец, - пишет Юткевич, - кажется, состоится наша долгожданная творческая встреча и исполнится твое заветное желание воплотить на экране образ Якова Михайловича Свердлова". В письме своем Юткевич характеризует трудности, связанные с этой работой, и отмечает среди них одну особенно существенную: "Три четверти жизни проведены в ссылке или тюремном заключении, перемежающемся кратковременными, но многочисленными побегами, и лишь последние полтора-два года изобилуют событиями высокого исторического напряжения".

Эта "неравномерность" свердловской биографии не смутила создателей картины. Они поставили перед собой задачу воплощения крупной, незаурядной, исторически масштабной личности, которая на всех этапах своей биографии жила напряженной и полной истинного драматизма жизнью. Режиссер отдавал себе отчет в опасностях биографического жанра, и если ему удалось избежать их, то только потому, что с самого начала он поставил перед собой цель руководствоваться во всем ее построении исторической правдой, а не требованиями поверхностной занимательности. Эта целеустремленность режиссера сыграла большую роль и в успехе Любашевского - исполнителя заглавной роли. Помогло, разумеется, и то обстоятельство, что, начиная сниматься, Любашевский уже был погружен, как драматург, в материалы биографии Свердлова.

Он вспоминал впоследствии, как смотрел во время работы над картиной недавно отснятые кадры, как "испытал радость от увиденного", как "любовался Яковом Михайловичем, его энергией, всем ритмом его жизни и работы". Любовался не своим исполнением, а своим героем - чувство, которое должно доставлять актерам величайшее художническое и гражданское удовлетворение. Нельзя не отметить в связи с этим удивительной тонкости, с которой Любашевский передавал все оттенки характера Свердлова, его живую многоцветность. В фильме о Якове Свердлове эта тонкость актерского воплощения образа помогла авторам картины избежать каких бы то ни было биографических упрощений. Перед зрителями возникал в картине полнокровный образ человека, живущего трудной и напряженной жизнью революционера, борца, мыслителя.

Не так-то, конечно, просто было ак-еру переступать из одной картины в фугую, продолжая играть роль Свердлова. Для этого нужно было, <тобы воображение дарило Любашевскому все новые и новые подробности характера, все новые и новые доказательства его исторической подлинности. Казалось бы, все уже сказано о человеке, но это только кажется, что характер исчерпан. На самом деле о нем можно сказать еще многое.

Это очень трудно. Но ничуть не проще, однако, внутри одной только картины шагать из одного исторического десятилетия в другое, из сутолоки и гама нижегородской ярмарки в атмосферу тревожного большевистского подполья или еще дальше - в новые исторические времена, в только начинающую свой великий путь в будущее молодую Советскую республику. Непросто, но с точки зрения пытливого и увлеченного актера - это задача первостепенного художественного значения.

Авторами сценария картины "Яков Свердлов" были П. Павленко и Л. Левин, но в процессе работы над картиной режиссер продолжил работу над ним. Он обратился к пьесе Любашевского-Дэля "Большевик" и содержащимися в ней мотивами значительно укрупнил послереволюционные эпизоды фильма. Вообще говоря, Любашевский имел право написать в своих воспоминаниях, что пьеса "в основном вошла в сценарий картины". Для этого были очень серьезные основания: хотел того Любашевский или не хотел, но в его актерском воображении жил именно тот Свердлов, которого создал драматург Дэль. Сам режиссер почувствовал, что игнорировать это обстоятельство значило бы причинить картине урон.

Наконец работа над картиной была завершена. Уже в первых ее кадрах мы попадаем в атмосферу нижегородской ярмарки, шумной и многоцветной толпы, в которой можно встретить и франтоватых нижегородских тузов и волжскую бедноту, почтенных стариков и озорных крикливых ребят. Здесь не только идет торговля - здесь еще и встречаются друг с другом, проводят время, развлекаются, толпятся у нехитрых ярмарочных аттракционов.

И вот один из них. Столб, а на самой вершине его новенькие с виду, поблескивающие лаком сапоги. Тот, кто, скрутившись по-обезьяньи, доберется до них, станет их владельцем. К столбу приближается совсем еще молодой Свердлов и ловко добирается до сапог, которые он хотел бы добыть для своего товарища, молодого рабочего Трофимова. Но владелец аттракциона, бессовестный обманщик, использовал как приманку сапоги с картонной подметкой. Глаза Свердлова горят возмущением и одновременно смеются - да и как не посмеяться над собственной доверчивостью. Он оглядывается вокруг, и неизвестно каким образом вызывает какой-то особый, повышенный интерес и завоевывает доверие окружающих.

Через несколько мгновений мы уже встречаем Свердлова в артистической уборной некоего знаменитого певца - в певце, в котором так странно смешались барственность и мужицкое простодушие, легко угадывается молодой, только вступающий на путь славы Федор Иванович Шаляпин. Свердлову нужны деньги для приобретения печатного станка, и он знает, что Шаляпин не откажет. Внутренняя сила в воплощенном Любашевским Свердлове накапливается как бы исподволь - в сценах революционных сходок, или в сценах, действие которых происходит в тюремных камерах, в местах ссылки, или, наконец, в сценах, где перед нами возникает образ "первого президента", председателя ВЦИК.

В образе, созданном Любашевским, была удивительная нравственная чистота и вера в людей - истинно ленинское чувство. Но случалось так, что в многотрудной работе большевика-подпольщика ему приходилось встречаться с врагами революции, с изменниками и провокаторами. Он был беспощаден к ним, но вместе с беспощадностью загоралось в нем удивление. Удивленно звучали у Лю-башевского слова, которые Свердлов произносил, узнавая о том, что человек, которому он доверял, некто Во-тинов, - провокатор: "Каждый раз, когда я сталкиваюсь с этим в жизни, меня охватывает чувство боли, такое острое, такое глубокое, что я ощущаю ее физически. Я не могу понять психологию предателя". Сама человечность протестовала в нем против любой измены и любого вероломства.

За пределами фильмов о революции, в которых действовал Яков Михайлович Свердлов, Любашевский встречался с кинематографом редко. Но при каждой такой встрече снова и снова заявляла о себе воинствующая правдивость актера, который неизменно несет с собой на экран человеческую доброту, застенчивый и бесконечно скромный юмор и за всем этим - мудрую и строгую догадливость. Таким был его портной Горелик из картины "Возвращенная музыка" или академик из телевизионной картины "Мой добрый папа".

Для Любашевского каждая роль - открытие характера, постижение нового человека, его судьбы, его испытаний, его сердечности и готовности к добрым делам.

Бесконечно многообразен человек, живущий на земле. Снова и снова открывается он нам во всей своей неисчерпаемости, и Леонид Любашевский - один из тех правдивых и пристрастных актеров, которые помогают нам увидеть, понять, полюбить человека.

С. Цимбап

» Звезды нашего кино