Конец войны 1812 года

История России. Глава LI

Печально проходили наши солдаты через Москву, оставляя ее врагам. Сам Кутузов несколько раз плакал, когда решился ее оставить и говорил: "Уж доведу я проклятых французов, как в прошлом году турок, до того, что они будут есть лошадиное мясо". А что думали в это время московские жители! Французы уже достаточно показали себя на пути в Москву. Не только они страшно грабили, делали всякие насилия и убийства, но и ругались над храмами Божьими, выносили святые иконы и на них мыли черное белье. Поэтому страшно было и подумать, что Москва попадется в их руки. Да и не приходило это в голову никому из москвитян. После Бородинской битвы было объявлено, что наши совершенно победили, так, казалось, и нечего было бояться. Кутузов до последнего времени писал к Ростопчину, что хочет еще раз сразиться для защиты ее. Ростопчин призывал московских жителей вооружиться, идти в три горы и там биться с врагами. Из казны сперва продавали жителям оружие по дешевой цене, а потом раздавали даром. Поэтому все были уверены, что близ Москвы будет сражение, и, зная свою храбрость, не сомневались в победе. Правда, казенное имущество давно уже вывозили из Москвы, и из жителей многие выезжали оттуда, но окрестные крестьяне стыдили и говорили: "Куда бежите, аль Москва в невзгодье вам не мила?" Когда стали провозить по Москве раненых в Бородинской битве, народ толпами окружал их; всех наделяли, перевязывали раны, а между тем расспрашивали о битве и о врагах. Услыхав, что Наполеон идет к Москве, жители стали выезжать более и более, наконец уже столько было желающих ехать, что нельзя было доставать лошадей. Но когда войско наше со всеми обозами стало проходить по Москве, то обнаружилось, в чем дело. Утопающий и за соломинку хватается, поэтому еще находились люди, которые говорили, что наши идут в обход и не отдадут Москву без боя; даже толковали, что англичане идут к нам на помощь; но большая часть оставшихся в Москве жителей старалась выбраться из нее. Теснота сделалась страшная. Уж не хлопотали о том, чтобы забрать имущество, старались спастись сами. Матери с грудными детьми, старики, старухи, дети, отставшие от своих родных, толпились вместе с другими. Повсюду раздавались плач и стоны. Многие сами не знали, куда шли.

Передовое войско Наполеона вел Мюрат. Нападение его отражал Милорадович. Этот генерал не только в нашем, но и в неприятельском войске был славен храбростью. Генерал Ермолов говорил, что кто хочет сражаться подле Милорадовича, тому надо иметь две жизни: одну свою, а другую в запасе. Милорадович послал к Мюрату сказать, что ежели французы хотят занять Москву невредимо, то не должны напирать на наше войско и дать всем выйти из нее; иначе он будет сражаться до последнего человека и вместо Москвы оставит одни развалины. Мюрат удержал свое наступление. Милорадович благополучно вывел из Москвы войско и обоз, и когда уже был в четырех верстах оттуда, узнал, что небольшой отряд русской конницы задержан там французами, один воротился туда и вывел этот отряд.

Французы готовы были на все согласиться, только бы получить Москву невредимою. Они уже давно терпели недостаток в продовольствии, особенно после взятия Смоленска. В Москве надеялись они отдохнуть, запастись всем и обогатиться. Наполеон уже покорил несколько неприятельских столиц. Обыкновенно приезжала к нему при этом из покоренной столицы депутация, то есть посланные люди, с просьбою пощадить столицу и ее жителей; потом французы с большим торжеством входили в город, а жители беспрекословно им повиновались и выполняли все их желания. Того же Наполеон ожидал и в Москве. У Дорогимиловской заставы поджидал он нашей депутации; войско его было в полном параде для торжественного вступления. Но депутации не было. Наконец, Наполеон послал отыскивать русских. Посланные отыскали несколько живущих в Москве иностранцев. Наполеон спрашивал их, где сенат, губернатор, бояре, народ, и узнал, что все выехали. И точно, в Москве едва осталась сороковая часть жителей, да и те потому только, что не было им возможности уйти. Они недобром встретили врагов. Вооружившись чем попало, несколько сот русских засели в Кремль и стали оттуда стрелять в конницу Мюрата. Конечно, их скоро разогнали, но французы увидели, как они ошиблись в своей надежде.

В тот же день в Замоскворечье начались пожары: хозяева домов жгли их, чтобы они не доставались французам. Назавтра Наполеон въехал в Кремль. Ночью французы врывались в дома, грабили и неистовствовали. Некоторые дома они зажгли. Но еще больше усиливался пожар оттого, что русские, для погибели французов продолжали жечь свои дома. Поднялся ветер. Некоторые французские генералы хотели было потушить пожар, но все старания были напрасны. Пожар распространился по всей Москве, как огненное море. Наполеон смотрел на пожар с балкона, и сказал: "Москвы нет! Я лишился награды, обещанной войску! Русские сами зажигают! Что за люди!" Надо было ему выехать из Кремля, чтобы не сгореть живому. Но нелегко было выбраться из Москвы. Повсюду обрушивались кровли, падали стены, бревна, доски; летали железные листы с крыш; пламя кружилось над головою Наполеона, пылающие бревна и раскаленные кучи кирпича загораживали ему дорогу. Наконец он выбрался из города. Французским войскам было дозволено грабить Москву поочередно, и они ходили на это дело, одни сменяя других, как на службу. Они превзошли всех грабителей, какие были в Русской земле: татары иногда сжигали церкви, в которых укрывались русские, но не ругались над святыми иконами и священными предметами; напротив, французы делали страшные неистовства в церквах, наряжались в ризы и плясали в наших храмах, ругались над святыми иконами, оскверняли святые престолы и ставили в храмы лошадей. С жителями, которые попадали в их руки, они поступали очень дурно: заставляли их, как животных, переносить свою добычу, били до полусмерти, многих и совсем убивали, не щадили даже малолетних.

Кутузов отправил полковника Мишо донести обо всем государю. Александр Павлович горько заплакал, выслушав донесение, и спросил: "Что говорили солдаты, когда оставляли Москву?" Мишо попросил позволения говорить откровенно и сказал, что он оставил всю армию в большом страхе. "Неужели мои русские испугались?" спросил государь. Мишо отвечал: "Да, государь, они боятся, чтобы вы, по доброте души, не заключили мир и желают биться до последней капли крови". Государь сказал ему: "Скажи всем моим верноподданным, что ежели у меня не останется ни одного солдата, я созову мое верное дворянство и добрых поселян и сам буду предводительствовать ими". К этому он прибавил, что лучше согласится отрастить бороду до груди, жить в Сибири и питаться одним хлебом, нежели подписать постыдный мир. Мало того, он тогда же сказал, что хочет свергнуть Наполеона, и что оба они не могут царствовать.

Русские, когда услыхали о взятии Москвы и о злодействах, которые там делал неприятель, ожесточились против французов. Никто не жалел ни состояния, ни жизни, только бы отомстить врагам. Смоленские и московские крестьяне стали вооружаться и нападать на врагов, которые выходили из Москвы для добычи и припасов и назывались по-французски мародерами, а русские их называли миродерами. При этом руководили крестьянами помещики, отставные солдаты, старосты, иногда даже духовные. Из помещиков более других известны Храповицкий, Энгельгардт и Шубин. Двух последних Наполеон взял в плен и велел расстрелять. Всех, кто не мог биться, крестьяне укрывали вдали от селений, а сами всегда были наготове встретить врага, и как только он показывался, били в набат и выходили против него. Если же неприятель был очень силен, то соединялись против него крестьяне из нескольких селений. Даже многие женщины сражались. Одна из них, старостиха Василиса, прославилась своею храбростью. Кутузов разослал кругом неприятельского войска большие отряды, которых называли партизанами. Из начальников их особенно прославились Дорохов, Давыдов, Сеславин, Фигнер. Фигнер хорошо знал иностранные языки, переодевался во французский мундир, ездил в Москву, узнавал, что там делается, и французы не могли его узнать. Партизаны и народ истребляли французов тысячами. Всякий русский человек, чем мог, помогал войску; кто сам не сражался, жертвовал деньги. Ремесленники, которые могли приготовить что-нибудь для войска, занимались этим, оставляя иную работу. Если Кутузов требовал продовольствия или подвод, то являлось больше, чем нужно. А Наполеон ничем не мог заставить служить себе ни одного русского человека. Даже денег его не брали, и что же после открылось? Французы по приказанию Наполеона делали фальшивые русские ассигнации, чтобы выпустить их у нас и таким образом подорвать наши ассигнации. Тех, кто убежал из Москвы и других городов, русские везде принимали как дорогих гостей и делились с ними всем, чем могли.

Кутузов, отступая от Москвы, обманул Наполеона: пошел сперва по рязанской дороге, а потом перешел на калужскую и занял укрепленный лагерь при селе Тарутин. Это было так искусно сделано, что Наполеон несколько времени не знал, куда ушла русская армия. Он послал за ней к Тарутину передовое свое войско под начальством Мюрата. Место в Тарутине, которое выбрал Кутузов, было самое выгодное: он защищал на нем от Наполеона самые хлеборобные наши губернии, и куда бы Наполеон ни вздумал идти из Москвы, всюду Кутузов мог или опередить его, или ударить на него с боков или сзади. Подкрепления отовсюду приходили в Тарутино. Донские казаки вооружились поголовно и явились туда. Государь даже распоряжался о том, как совсем уничтожить войско Наполеона. Для этого положено было двинуться с юга войскам Чичагова и Тормасова, с севера войскам Витгенштейна и тем, которые пришли со шведской границы, соединиться в тылу Наполеона и ударить на него, между тем как Кутузов нападет с другой стороны. Наполеон же думал, что Александр испуган взятием Москвы и согласится на мир. Он сам начал переговоры о мире и послал для того к Кутузову генерала своего Лористона; но Александр велел Кутузову нападать. Беннингсен напал на Мюрата при Тарутине и победил его.

Тогда Наполеон, пробыв полтора месяца в Москве, должен был выходить оттуда. Войско его очень потерпело в Москве. Разграбив ее, французы имели много дорогих вещей, но нуждались в съестных припасах, и многие из них еще в Москве умерли от голода и разных болезней. Наполеон знал, что если ему придется отступать по разоренной Смоленской дороге, то там его армия может погибнуть. Поэтому он придумал пройти через Калугу и в наших плодородных губерниях запастись продовольствием. Но у города Малоярославца Дохтуров остановил его, а потом пришел и сам Кутузов со всем войском. Сражение было упорное, город восемь раз переходил из рук в руки, и, наконец, Наполеон должен был отступить по Смоленской дороге. Кутузов с главной армией пошел у него сбоку, а за ним пошли Милорадович и Платов. У города Вязьмы Милорадович напал на маршала Даву. Вице-король итальянский и Понятовский пришли на помощь Даву; но, несмотря на это, Милорадович совершенно разбил его и заставил бежать и бросить обозы. К Милорадовичу присоединился Платов, а к французам Ней. Началось общее сражение: наши опять победили и выгнали французов из Вязьмы.

На другие сутки после сражения под Вязьмою выпал снег, поднялись метели, холод был еще невелик, но для жителей южной Европы невыносим. Французы не позаботились запастись теплой одеждой. Многие из них умирали от холода и голода, другие гибли от наших войск и крестьян. Лошади у них почти все погибли, и они бросили пушки, а конные воины их должны были спешиться. Армия так скоро отступала, что было много отставших; наших пленных, которые не могли от изнурения идти за войском, Наполеон велел убивать. Русские же каждый день брали неприятелей в плен тысячами. Тех из них, которые попадали в плен к нашему войску, солдаты не только не обижали, но еще давали им хлеба. Но горька была участь тех, которые попадались крестьянам; их губили без милосердия. Даже бабы и ребятишки секли розгами ползавших французов. На них жалко было смотреть: головы их были окутаны лохмотьями; вместо обуви на ногах - мешки и всякое тряпье. Они до того ослабели, что пленных русские посылали без конвоя, просто говоря им: "Идите назад", и они брели, только бы обогреться да пищи достать.

При переправе через реку Вопь, Платов попал на вице-короля итальянского и сильно поразил его войско. Но всего сильнее французы были побиты у города Красного. Один за другим побеждены здесь вице-король итальянский, маршалы Даву и Ней. Ней едва сам спасся, а войско его все перебито или взято в плен. Всего русские при Красном взяли в плен 26000 человек, захватили весь обоз войска, с которым сражались, и больше 100 пушек. Все, что французы награбили в Москве, досталось русским. Расстройство французов дошло до того, что однажды 400 человек их сдались трем русским. За это сражение Кутузов получил титул князя и прозвание Смоленского.

После краснинского сражения только гвардия Наполеона походила еще на войско, а прочие его воины шли в беспорядке, кто шел в мундире, кто в ризе, кто в женском платье. Казаки всего более их истребляли и навели на них такой страх, что при появлении даже одного казака они сдавались или бежали.

Между тем Наполеону готовилась окончательная погибель. Витгенштейн победил Сенсира и выгнал его из Полоцка. В этом сражении петербургское ополчение сражалось не хуже старых солдат. Остатки войска Удино и Сенсира соединились с французским войском, бывшим под начальством Виктора, но Витгенштейн побил и этого маршала. Однако войско Виктора не было в таком расстройстве, как Наполеоново. Между тем подошел Чичагов со своей армией и стал у реки Березины, через которую непременно нужно было перейти Наполеону. Чичагов должен был задержать переправу его, между тем как Витгенштейн нападет на французов сбоку, а Кутузов с тыла.

Когда Наполеон соединился с Виктором, Удино и другими подкреплениями у Березины, то всего составилось у него тысяч шестьдесят или семьдесят вооруженных, не считая такого же количества невооруженных, шедших за армией. Он велел маршалу Удино командовать передовым войском, а Виктору задним. Удино должен был проложить французам дорогу, а Виктор защищать их от нападений Витгенштейна. Чичагов поддался на обман Наполеона: подумал, что Наполеон хочет переправиться ниже Борисова и ушел туда со всем своим войском, а у Студянки, где Наполеон действительно переправился, оставил маленький отряд, который не мог удержать французов. Напротив того, Витгенштейн отлично исполнил свое дело, разбил Виктора и взял до 13000 в плен.

Казаки прорвались к мосту, по которому переходили французы. Они бросились на мост в беспорядке, мост подломился, и тогда все, что на нем было - люди, лошади, обозы - опустилось в воду. Одни хотели переходить по льдинам, но были затерты льдом и унесены водою; другие бросались вплавь, но утопали или замерзали; третьи бросались .в пламя на мосту и умирали там мучительной смертью. Женщины, дети, грудные младенцы, обнявши ручонками шеи матерей, лежали на льду. Отчаянные вопли раздавались повсюду, ветер своим воем заглушал их, и метель засыпала глаза врагов.

После перехода Наполеона через Березину холод еще увеличился, и его полчища не только не стали походить на войско, но почти потеряли человеческое подобие. У кого был отморожен нос, у кого уши, у кого пальцы. Они кутались во всякие лохмотья, даже в солому, но не могли этим спастись. Голод страшно их мучил. Дрожа от стужи, они бросались в наши ряды и просили куска хлеба. Наши давали им, что могли, и они целовали руки русских. Страшно было взглянуть на места, где останавливались неприятели; в средине обыкновенно курился огонек, кругом лежали замерзшие враги, кто был ближе к огню, те еще шевелились, прочие с судорожными лицами сидели будто окаменелые. У многих вместо слез выступала кровь из глаз; другие, потеряв рассудок, смотрели на наших, ничего не понимая. В беспамятстве они ложились на горячие угли и погибали в огне, грызя себе руки.

Наполеон оставил свое войско и уехал во Францию. Мюрат, которого он оставил главнокомандующим, тоже уехал. Принял команду вице-король итальянский, но чем было командовать? Почти все остальное французское войско погибло на дороге от Березины до нашей границы от холода, голода и нападений казаков, которые ни на шаг от него не отставали. Остались только австрийцы, пруссаки и саксонцы, бывшие под начальством Шварценберга, Макдональда и Ренье, а из главной армии вице-король вывел 20000 человек безоружных и почти не похожих на людей. Слова императора Александра сбылись: ни одного вооруженного неприятеля не осталось в России, а пленных осталось 200000. Пушек взято у французов и их союзников более 1000, и они сложены в Москве в память нашествия двенадцати народов; знамена же отвезены в Петербург.

А.О. Ишимова, 1866 г.

Глава "Конец войны 1812 года" из книги История России в рассказах