Шуйский

История России. Глава XXV

Следовало бы собрать выборных людей со всей Русской земли для избрания царя; но заговорщики, убившие самозванца, поторопились кончить дело. Большая часть их очень любили Шуйского: он был их предводителем; его выбрали в цари. В день своего воцарения Василий Иоаннович дал присягу не казнить никого без суда, не лишать преступников имущества и в изветах требовать улик с глазу на глаз и клеветников наказывать так, как бы следовало наказать за те вины, в которых они других обвиняли. Но присяга не понравилась русским людям; ни один государь у них прежде не присягал, а те государи были из древнего рода, по наследию предков и Божьей воле получали державу. И не вполне сдержал свое слово Василий: при его вступлении на престол были не милости, какие обыкновенно бывают в таком случае, а опалы. Чтобы показать лживость самозванца, Шуйский велел торжественно перенести из Углича в Успенский собор тело царевича Дмитрия. Оно найдено под землей нетленным, при этом совершились многие чудеса; поэтому царевич Дмитрий причислен к лику святых. Но если москвитяне уверились, что самозванец обманщик, то вспомнили, как и Шуйский лгал, производя следствие об убиении Дмитрия.

Игнатия свели с патриаршего престола и заточили в Чудов монастырь; патриархом же поставлен святитель Гермоген, тот самый, который требовал, чтобы Марина приняла православие. Из бояр лжедмитриевых Шуйский некоторых сослал, других принял на службу. Между прочим он послал князя Шаховского воеводой в Путивль. Шаховской приехал туда, созвал народ и сказал, что изменники хотели убить в Москве царя Дмитрия, но верные слуги спасли его, и он ждет помощи от северских городов, а Василий поступит с ними, как Грозный с Новгородом.

Стали приставать к Шаховскому не столько потому, что верили ему, сколько из выгод. Впрочем, в то же время стали рассказывать другую сказку: будто недалеко от Москвы, через Оку, переезжали трое путников; один из них дал перевозчику 7 золотых и сказал ему: "Знаешь ли, кого ты перевез? Это царь Дмитрий бежал из Москвы от изменников; он воротится с войском, их покарает, а тебя наградит". Но всего более приставали к Шаховскому из ненависти к Шуйским. Так храбрый воевода князь Телятевский был вместе с Басмановым, когда войско Годунова перешло к Отрепьеву. Телятевский не пристал к прочим; он уехал в Москву, но из ненависти к Шуйскому соединился с Шаховским на защиту второго Лжедмитрия. Однако долго не находилось человека, который назвал бы себя Дмитрием. Беглый слуга князя Телятевского Болотников уверил северских жителей, что видел спасенного Дмитрия. Он сделался начальником их войска и побил царских воевод. К Лжедмитрию пристали рязанцы, потому что поверили его спасению; самый знаменитый из них был Прокопий Ляпунов, человек очень умный и храбрый. Он с Болотниковым стали под Москвой в селе Коломенском.

К счастью, Ляпунов и другие рязанцы увидели обман, покорились царю и были прощены. Василий поручил начальство над войском своему двадцатилетнему племяннику Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому. Болотников бился отчаянно, но Скопин-Шуйский одолел его, и Болотников убежал в Калугу. Туда к нему пошли на помощь Шаховской, Телятевский и самозванец, называвший себя Петром, сыном Федора. Царские воеводы: князь Андрей Голицын, Лыков и Прокопий Ляпунов побили Телятевского; Болотников был выгнан из Калуги, но засел в Туле.

Наконец явился и второй Лжедмитрий: одни думают, что он был беглый попович, другие, что жид. Он совсем не походил на первого самозванца наружностью; был храбр, но далеко не так умен, как Отрепьев. Боярский сын Кравков предложил Василию Ивановичу подтопить Тулу; запрудили реку Уну ниже города, вода разлилась по нему, и тогда Лжепетр, Шаховской, Телятевский, Болотников и другие мятежники сдались. Лжепетр и Болотников были казнены. Но Калуга опять взбунтовалась. Многие знатные поляки пришли с войском на помощь второму Лжедмитрию. Самые храбрые из них были Рожинский и Лисовский. Главный воевода Василия брат его Дмитрий был побит, и Лжедмитрий стал в 12 верстах от Москвы, в селе Тушине. От этого он был прозван Тушинским вором. Другие называли его царьком. К нему привел новое войско Петр Сапега. Он смеялся над самозванцами и русскими, говорил: "Мы жалуем в цари московские кого хотим!" Рожинский тоже кричал на самозванца, своими руками убил при нем одного из его любимцев, а другого, Вишневецкого, побил палкой. Мнишек и Марина тоже приехали к Лжедмитрию, и последняя не постыдилась признать его своим мужем. От этого легковерные люди стали более ему верить. Поляки и изменники побеждали царских воевод; самого лучшего из них Скопина-Шуйского царь послал в Новгород просить помощи у шведского короля. В Москве до того дошло, что родственники условливались между собой: одни идти в Тушино, другие остаться, брали жалованье у царя, а потом у самозванца: для корысти были на все готовы. Изменники делали страшные неистовства: все грабили и разоряли, жгли и оскверняли храмы Божий.

Однако же много было верных и храбрых граждан, им не доставало только примера, как оборониться. Пример подала Свято-Троицкая Сергиевская лавра. Грозный и другие государи очень обогатили ее. Полякам хотелось захватить ее сокровища. Сапега и Лисовский с 30000 человек осадили лавру. У Лисовского войско большей частью составляли разбойники, назывались по его имени лисовчиками и страшно грабили. Лавра была обведена каменными стенами, вышиною в четыре, а толщиною в три сажени. Ее защищала небольшая дружина ратных людей под начальством воевод князя Григория Долгорукого и Голохвостова, архимандрит вместе с воеводами распоряжался защитой. Монахи и служители монастырские ополчились и бились не хуже воинов. Осада продолжалась более 15 месяцев; несмотря на выстрелы 63 неприятельских пушек, стены не падали, хотя тряслись; ядра летали мимо монастырских зданий в пруды, на пустыри, в ямы. Приступы поляков были отражены. Сапега подвел подкоп под монастырские стены, но русские узнали об этом от пленника, сделали вылазку, побили много врагов и уничтожили подкоп. Большая беда произошла от тесноты в лавре, худой воды, недостатка в уксусе и соли: там развилась цынга и умерло много людей. Нашлись и изменники, но умысел открылся. Пленный поляк Мартиас подружился с русскими, учил их меткой стрельбе и даже храбро нападал на своих единоземцев. Воевода Долгорукий так его полюбил, что жил с ним в одной комнате, советовался с ним обо всем и даже отдал под его начальство воинов, которые ночью сторожили лавру. В это время другой поляк Пемко сделался православным, перешел к защитникам лавры, стал храбро биться с поляками, а когда увидел Мартиаса, заскрежетал зубами, выгнал его из горницы и знаками показал воеводам, что от Мартиаса падут лаврские стены. Точно узнали потом, что он хотел заколотить все пушки в лавре и ночью впустить туда неприятелей. Но защитники ее не теряли храбрости. Из них отличились многие, особенно крестьянин Суета, великан ростом, богатырь силою; он прежде всех бросался в свалку, на обе стороны поражал врагов и двигался вперед по трупам. Анания Селевин заслужил своими делами имя Сергиева витязя; враги знали его тяжелую руку, смотрели издали и не смели видеть вблизи, осмелился только Лисовский и, раненный, пал на землю. Келарь лавры Авраамий Палицын был тогда в Москве, помогал чем мог, своим и писал в лавру: "Будьте непоколебимы до конца". Архимандрит и иноки рассказывали, что им явились святые Сергий и Никон и предсказывали победу, что ночью в затворенных церквах лики ангельские поют над усопшими защитниками лавры вечную память. Самый сильный приступ был после восьми месяцев осады. Целое утро поляки веселились, пели, играли на трубах, потом изготовились к битве. Защитники лавры вышли на стену, даже женщины им помогали. Только архимандрит и старцы монахи остались в храмах. Поляки подползли ко рву; на них посыпались ядра и пули, но они смело лезли на стену. Русские стреляли в них, кололи, метали камни, зажженную смолу, серу, известь, лили вар и отразили врагов, множество их побили и взяли в плен.

Между тем жители Нижнего Новгорода, Ярославля и других городов восстали за царя. Шереметев с войском шел к нему на помощь с юга, Михаил Скопин-Шуйский с севера. Шведский король дал в помощь Скопину-Шуйскому 5000 человек под начальством очень искусного генерала Делагарди, за что царь тайно обещал отдать город Кексгольм. Лисовский победил Шереметева, но Скопин-Шуйский везде побеждал поляков. В Москве народ взбунтовался против царя, потому что тушинские изменники не пропускали хлеба в Москву, и там сделался голод; но весть о победах Скопина-Шуйского укротила мятеж. Тушинский вор пошел на приступ к Москве, но князья Куракин, Андрей Голицын и боярин Лыков разбили его войско.

В это время польский король Сигизмунд вздумал воспользоваться нашими смутами и осадил Смоленск, объявляя, что идет спасти русских от всех несчастий. Однако Смоленск не сдался ему, и воевода Шеин очень храбро оборонял этот город. А дела царя поправились. Михаил уже стоял с войском в Александровской слободе. Там Ляпунов и другие рязанцы предложили ему быть царем вместо Василия. Но Михаил рассердился за это и не наказал Ляпунова только потому, что знал, как много хорошего он может сделать для России. Сапега отступил от лавры, многие поляки из Тушина убежали к Сигизмунду, а Тушинский вор и Марина в Калугу. С поляками пришли к Сигизмунду и русские изменники и предложили ему сделаться царем. Но он ничего не мог бы сделать, если бы не случилось нового несчастья. У Михаила Скопина-Шуйского было много завистников; они говорили царю, что народ любил Михаила, а его не любит и называет Саулом, а Михаила Давидом, что Михаилу стоит захотеть, и он будет царем, что он уже и теперь распоряжается войском, как хочет, и без позволения царя отдал шведам Кексгольм. Михаил точно отдал этот город, потому что без того шведы не хотели ему помогать, а он не мог обойтись без их помощи. Царь, однако же, по-прежнему был милостив к племяннику; но брат царя Дмитрий хотел быть наследником бездетного царя, боялся, что царство достанется Михаилу, и потому не терпел его. В Москве уже ходило предсказание, что будет царь Михаил и успокоит Русскую землю. На беду, князь Скопин-Шуйский скоропостижно умер и разнесся слух, что Дмитрий Шуйский отравил его. Ляпунов и рязанцы сказали, что царь велел это сделать. Москвичи сперва злобились только на Дмитрия, так что стража едва спасла его от смерти. Дмитрий стал главным воеводой вместо Михаила и пошел к Смоленску. Польский гетман Жолкевский напал на него близ села Клушина. У Жолкевского было 10000 воинов, у Шуйского 50000; но русские ненавидели своего воеводу. Жолкевский побил их на голову, а наемники из войска Делагарди перешли к полякам. Шуйский пешком спасся в Можайске и сказал, что все погибло.

В Москве поднялся бунт под начальством Захария Ляпунова, брата Прокопия; Шуйского свели с престола и насильно постригли. Постригли и его супругу. Шуйский не хотел произносить монашеские обеты; вместо него говорил их дворянин Туренин. Патриарх Гермоген восставал против этого дела и, несмотря на пострижение, молился за Василия, как за царя. Мстиславский предложил выбрать царем сына Сигизмунда Владислава, и все согласились на это, хотя Гермоген долго не соглашался и говорил, что царем следует быть Михаилу Романову. До прибытия Владислава должна была всем распоряжаться боярская дума, где первым был Мстиславский, а на самом деле всех больше имел силы давнишний изменник Салтыков. С этого-то времени началось самое горькое время для России, которое называется междуцарствием, потому что царя не было.

Жолкевский договорился с боярской думой послать просить Владислава на царство, с тем чтобы Владислав принял православную веру, женился на русской, не давал должностей в России полякам и не имел в ней польского войска. Послами для этого отправлены митрополит Филарет Никитич Романов и князь Голицын. Но Жолкевский уже знал, что Сигизмунд сам хочет завладеть Россией и только обманывал бояр. Все присягнули Владиславу. По условию, польское войско не должно было входить в Москву; но будто для защиты от Лжедмитрия Жолкевский уговорил бояр ночью впустить поляков в Москву; они завладели Кремлем и стали всем распоряжаться, а дума делала то, что им было угодно.

Василия Иоанновича выдали Жолкевскому, который отвез его к Сигизмунду, а потом в Польшу; там он и скончался с братом. В несчастии он вел себя как следует царю и не унижался. Сигизмунд не согласился отпустить в Россию Владислава, а ясно показал, что он хочет. Тогда патриарх Гермоген грамотами стал призывать всех русских ополчиться за отечество, а Прокопий Ляпунов стал собирать войско. Салтыков, принуждая патриарха написать Ляпунову, чтобы тот покорился, сказал: "Ты дал им оружие в руки, ты можешь и смирить их". Патриарх отвечал: "И все смирится, когда ты, изменник, со своею Литвою исчезнешь". Гермогена посадили под стражу. Москвичи, услыхав, что русское войско идет к ним на помощь, не стали переносить своевольства поляков, поссорились с ними; дошло до сражения. Начальник поляков Гонсевский по отъезде Жолкевского велел зажечь Москву и напасть на жителей. Хотя воевода князь Пожарский подоспел к ним на помощь с небольшой дружиной, однако поляки одолели, сожгли Москву и перебили многих русских, а Пожарского, тяжело раненного, спасли его воины. Все царские сокровища были разграблены поляками.

После этого Ляпунов подступил к столице. В войске у него, кроме верных дружин из разных городов, было много бродяг и прежних изменников. Главными распорядителями, кроме Ляпунова, были князь Трубецкой и Заруцкий, отъявленный разбойник. Оба они прежде были на службе у Тушинского вора, и он пожаловал их в бояры. Воеводы осадили Москву, но действовали недружно и потому не имели больших успехов. Особенно Ляпунов ссорился с Заруцким. Казаки даже взбунтовались против Ляпунова за то, что он их наказал за своевольство. Тогда он сказал, что не хочет оставаться с такими крамольниками и уехал из стана. Казаки догнали его и просили воротиться, потом просило и все войско. Ляпунов согласился. Он думал, что русские после всех этих бунтов не будут слушаться царя из бояр, и что лучше всего выбрать царем шведского королевича Филиппа; тогда шведский король стал бы помогать русским против поляков. Ляпунов завел со шведами переговоры, но Делагарди обманул его, взял изменой Новгород и стал там властвовать. Между тем Гонсевский и Заруцкий написали от имени Ляпунова указ всем воеводам, чтобы перебить повсюду казаков; подделали подпись и печать Ляпунова. Казаки восстали, позвали к себе Ляпунова на сходку; он оправдывался, но злодеи не хотели слушать и бросились на него. Недруг его дворянин Ржевский один оборонял его; но оба они были убиты, и тогда войско Ляпунова рассеялось. Заруцкий перешел к Марине, которая хотела посадить на царство своего сына.

Второй самозванец прежде этого был убит дворянином Урусовым. Еще до убийства Ляпунова Сигизмунд взял Смоленск. Защитники этого города не хотели отдаться живыми и взорвали себя с имуществом на воздух. В Пскове появился новый самозванец дьякон Исидор. Ему присягнул Трубецкой со своим войском. Казань и Вятка покорились сыну Марины. В Москву вошел гетман Хоткевич с польским войском. Сапега грабил в Тверской, Владимирской и Ярославской областях. Только из Троицкой лавры архимандрит Дионисий и келарь Авраамий повсюду рассылали грамоты и молили русских соединиться и выгнать нечестивых врагов. Патриарх Гермоген погиб в темнице.

А.О. Ишимова, 1866 г.

Глава "Шуйский" из книги История России в рассказах