Маленькая Вера

Художественный фильм

Автор сценария - М. Хмелик

Режиссер - В. Пичул

Оператор - Е. Резников

Киностудия им. М. Горького. 1987 г.

Появлению "Маленькой Веры" на экранах в 1987 году предшествовала волна слухов: из уст в уста переходила молва о "первом советском эротическом фильме". Прокатная жизнь картины началась в атмосфере скандала. Отчасти, заметим, спровоцированного самими авторами - сценаристкой Марией Хмелик и режиссером Василием Пичулом, включившими в фильм откровенную эротическую сцену, абсолютно тогда непривычную для отечественного зрителя. В результате авторы-дебютанты прославились как глашатаи "сексуальной революции" на советском экране.

Между тем серьезные открытия фильма находились как раз за пределами нашумевших кадров. В конце концов скандал, обеспечивший, кстати, картине стихийную рекламу, прошел и позабылся. Как позабылась и череда лент, беспомощно копировавших "Маленькую Веру". Схлынула волна так называемого молодежного бума, прошумевшего на склоне 80-х. А "Маленькая Вера" осталась. Почему?

Попробуем начать с сюжета. В самом простом пересказе он выглядит примерно так. Девушка Вера из рабочей семьи, вчерашняя выпускница школы, познакомилась на танцплощадке со студентом-старшекурсником Сергеем, чьи родители - высокопоставленные служащие. Возник необременительный роман.

Случайно застигнутые старшим братом Веры легкомысленные любовники приняли скорое решение оформить свою связь в столь же, как им казалось, ни к чему не обязывающий брак. Последовали смотрины жениха в доме Веры, во время которых Сергей вел себя с издевательской иронией по отношению к родителям девушки. Отношения будущего зятя с будущим тестем сразу приняли форму напряженной конфронтации. Во время очередного пьяного скандала отец Веры ударил Сергея ножом. После напористых увещеваний матери, а больше - из жалости к отцу - Вера показала на следствии, что виноват в случившемся не отец, а ее жених. После чего она пыталась покончить с собой, но была спасена братом. Тем временем Сергей внезапно вернулся из больницы. А ночью на кухне скончался от сердечного спазма пьяный отец Веры.

Таким образом, сюжет включал в себя множество мелодраматических мотивов, что хоть и объясняло его успех у массового зрителя, никак не проясняло для критики, столкнувшейся с необычайным феноменом, ответа на вопрос: что же такое на самом деле "Маленькая Вера"?

Ромео и Джульетта по-советски? Была и такая отчаянная версия. Однако ни отупевшие, замордованные жизнью отец и мать Веры, ни служащие в "братской Монголии" родители Сергея не только не тянули на роли двух "равно уважаемых семей", но и не приходили ни в какие столкновения. Главное же - отношения между Верой и Сергеем даже отдаленно не походили на высокое чувство, описанное Шекспиром.

Конечно, при желании всегда можно найти какие-нибудь фабульные параллели. Сравнить, допустим, танцплощадку в Жданове, оцепленную милиционерами и вскипающую драками, с балом-маскарадом, на котором встретились некогда веронские влюбленные. Или усмотреть в сцене, где пьяная Вера карабкается по пожарной лестнице общежития в окошко к Сергею, намек на знаменитую сцену у балкона. Но речь в таком случае могла идти только об изначальной пародийности персонажей фильма по отношению к истине и человечности.

В первом фильме авторы, как; правило, изо всех сил стараются предъявить собственное видение мира, режиссер, особенно если он талантлив, оказывается главным лицом в своем фильме. В "Маленькой Вере" режиссер, напротив, словно бы отстраняется от оценки происходящего. Она впрямую выражена разве что в двух моментах, Это вступление - долгая панорама по городу с его заводами, дымящимися трубами и тоскливыми прямоугольниками домов. И заключение - панорама по мутным водам Азовского моря и изгаженным берегам-свалкам, а потом - статичный общий план: хрупкая фигурка Веры под сенью каменного истукана - памятника Жданову. Вот, собственно, и все. Течение же фильма в целом создает впечатление, будто авторы не интерпретируют события, а всего лишь свидетельствуют о них. Пространство и время целиком отданы персонажам и, следовательно, актерам. Преобладают крупные и средние планы. Камера "впивается" в лица героев, а мизансцены предельно тесны.

С появлением первого же персонажа - отца Веры - режиссер, что называется, "умирает" в нем. Въехал во двор жилого дома огромный "КамАЗ", из кабины привычно выпрыгнул шофер, сделал шаг, сплюнул, подавив ругательство, вернулся, достал сумки. Ублюдочная стрижка, челка - углом на лоб, злые, острые глаза, помятое, усталое лицо. Трудно узнать в нем актера Юрия Назарова. А эта некрасивая тетка с перманентом и бессмысленными козьими глазами, горластая и заполошная - неужели Людмила Зайцева? Но очень быстро и Назаров, и Зайцева для нас исчезнут, сольются со своими героями силой поистине волшебного перевоплощения. Красивые, в сущности, их лица здесь безобразны. Как удается Зайцевой этот щелястый, хищный рот? И каким образом Назаров удерживает на лице жутковатое, "криминогенное" выражение?

Однако восхищаться некогда. Скандал вскипает в тесноте кухни, где мечется среди кастрюль и банок мать. Подхваченная отцом перебранка выплескивается в узкий коридорчик. Тесно, душно, слишком громко... Но для героев это обычные будни и привычное дело: они воспитывают дочь. Орут специально для нее, с показной истерией. А дочь спокойненько стоит на балконе, подставив утреннему солнцу лицо в непроницаемо черных очках, сушит волосы, покрашенные по моде - пестро и нелепо, ест черешню и под музыку лениво притопывает.

Подобные сцены возникнут в фильме не раз и не два, много больше. Истошные вопли матери, грубые ругательства отца, ленивые ответы дочери и бесконечная их толкотня на малом пространстве типовой хрущевской квартирки. Камера словно зажата между актерами, впритирку к ним, а может быть, нет ни ее, ни оператора - где им и впрямь поместиться-то было? И зритель, вопреки своей воле и желанию, оказывается лицом к лицу с этими кричащими, суетящимися и жующими людьми, среди них, с ними. И рад бы укрыться в спасительной темноте кинозала, но экран держит.

Прикатил из Москвы Верин брат, Виктор. Благополучный столичный доктор попытался удержать хорошую мину стороннего и поучающего наблюдателя. Ан не вышло! Из-под маски улыбчивого интеллигента выглянул хам, ненавидящий своих родителей, мучительно их стыдящийся.

Фильм недвусмысленно дает понять, что и город, и дома, в которых живут герои, и, наконец, сами люди суть искажения нормы. Недаром Мариуполь-Жданов так уродлив, а морское побережье усеяно отнюдь не золотыми песками пляжей - нагромождением бетонных махин и свалками металлолома.

Недаром большая часть действия разворачивается на кухне, заставленной банками солений и самогона: для людей, живущих здесь, первейшей заботой оказывается еда О ней без конца говорят, ее заготавливают, ее ненасытно поглощают. И даже на отдыхе, найдя для этого кусочек чистого берега и чистого моря, родители Веры раскладывают первым делом снедь и незамедлительно, не переставая, однако же, по привычке пилить дочь, начинают выпивать и закусывать. Все в этом мире перевернуто с ног на голову, и кажется: уже не люди поглощают еду, но еда пожирает людей.

Кстати, именно во время семейного пикника на лоне природы прозвучит признание матери, выкрикнутое в отчаянии, но от этого не менее страшное. Оказывается, дочку она рожать не хотела. "Лучше бы я аборт сделала!" - сокрушается мать. А сын Виктор, жуя, добавляет: "Я же помню! Мама вот такими слезами плакала... И родила тебя, только чтобы квартиру двухкомнатную получить".

Помнится, строгие кинокритики, обсуждая "Маленькую Веру", интересовались: куда делись "русские мальчики", те самые, что перекраивали карту звездного неба, бились над "проклятыми" вопросами. Критики иронизировали по поводу того, что авторов фильма "среда заела". Упрекали художников в неумении постичь метафизическую реальность.

Да, "Маленькая Вера", может быть, впервые в отечественном кино с исчерпывающей и горькой наглядностью показала жизнь людей, замордованных повседневностью, остающихся в плену физической реальности. Уже за то надо было им сказать "спасибо", что их фильм не обманывал.

Взять хотя бы Виктора с его высшим образованием, благородной профессией врача и "гордым" званием жителя столицы. Холодные, жесткие глаза, циничная усмешка и, наконец, крик души: "Да когда же этому конец-то придет?!"

Бывший Верин одноклассник Андрей - курсант мореходного училища - зовет ее замуж, сулит золотые по советским понятиям горы материального достатка. Но тоской веет от благополучного, чистенького Андрюши, от его квартиры с мягкой мебелью и видеомагнитофоном, от его матери, что, покуривая, безуспешно пытается говорить с Верой запросто, как подружка. И Вера, и друзья ее, да и сам Андрюша предпочитают пить портвейн на заброшенной, ржавой барже.

Не стоит обольщаться: Вера выбирает Сергея не за интеллект, которым он ее, несомненно, превосходит. Она выбирает партнера для секса - не более того. Плотские утехи любовников продемонстрированы с отталкивающей прямотой; эпизод, наделавший шума, снят так, чтобы никаких иллюзий и на этот счет не оставалось. Режиссер здесь, по крайней мере, оказался честнее многочисленных сторонников эротики на экране, предлагающих снимать секс "красиво". В нормальном мире картина, подобная "Маленькой Вере", должна была бы закрыть "эротическую тему", но в мире, где все перевернуто с ног на голову, она эту тему открыла. Десятки режиссеров кинулись в брешь, пробитую фильмом в бастионе запретов, и стали снимать сексуальные сцены так же некрасиво, но не ставя перед собой той задачи, которую поставил Пичул: показать занятия в постели чем-то вроде спорта, мускульных упражнений, не имеющих никакого отношения к человеческой душе.

Неспроста Вера, примеряя свадебное платье, жалуется своей подруге: "Вот не могу понять... вроде самое счастливое время. Мне же выть хочется!.." А подруга с мрачной важностью рассказывает про свой роман. Она-то как раз полюбила немолодого, помятого Николая Петровича не за красоту - за ум. Оказывается, он занимается йогой и может научить позе "ха", которая помогает избавиться от психических ядов, наполняющих атмосферу.

Подруги, попивая бражку, делятся своими переживаниями, плачут. Сцена вместе с тем исполнена комизма. Авторы, в сущности, любят и жалеют своих героев, что и выражено в их сострадательной улыбке. Смешное и грустное слишком тесно сплелись в перевернутом мире. Реальность абсурдна, абсурд - будничен. У Вериной подруги есть шестилетний чернокожий братишка. Он в испуге таращит глаза на экран телевизора, где мультипликационные злодеи поют: "Не ходите, дети, в Африку гулять. В Африке - акулы, в Африке - гориллы будут вас кусать, бить и обижать"...

Какая там Африка! Здесь у окраинного домишки - кладбище, куда тянется под завывания траурного марша унылая процессия. За нею пока еще с детским любопытством следит русский негритенок, со взрослой и покорной грустью - Вера.

Физическая реальность безнадежно и неотвратимо конечна. И поскольку для героев иной реальности не существует, все разговоры о цели и смысле жизни оказываются лишь напыщенным пустословием. "Наша цель, Сереженька, коммунизм", - ерничает Вера. Социальная утопия уже мертва, и фильм разделывается с нею этой единственной издевательской репликой, не тратя на нее критического пафоса.

Итак, смысла жизни для молодых героев не существует. Позади и впереди - небытие. Отсюда - судорожные попытки заполнить пустоту "кайфом": выпивкой или сексом. И если мы зададимся вопросом, что играет Наталья Негода, что является лейтмотивом ее роли, то ответ, безусловно, будет один: скука. Все эти ленивые интонации, замедленные реакции, расслабленные движения, равно как и всплески истерического веселья, - от скуки. Когда у Веры отнимают единственную игрушку - Сергея, ей, оказывается, просто незачем жить. Отсюда - попытка самоубийства.

По сценарию Вера должна была умереть. Смерть придавала ей некую трагическую значительность, которой героиня, по совести говоря, не заслуживала. В фильме Вера остается жить, к ней из больницы приходит Сергей. Не потому, что осознал свою ответственность перед Верой, а потому, что в больнице гадко и страшно, а пойти Сергею, кроме как в Верин дом, некуда.

Финал "Маленькой Веры" подводит к размышлениям о том, что жизнь нельзя выключить, как телевизор, - не понравилась программа, чик! - и все. Дядя Коля спьяну хотел убить Сергея, но только ранил. Вера хотела убить себя - не получилось. А умер отец, смерти не ждавший. Только что он мечтал: "Кроликов разведем, эх, заживем!" И не подозревал, что не будет ни кроликов, ни самой жизни.

Смерть как возмездие? Нет, только не это. Авторы вообще никого из героев не осуждают, а, скорее, жалеют и даже любят их. Но ровно настолько, чтобы умиление не застилало взора и не мешало "ума холодным наблюденьям". Ровно настолько, насколько вообще можно возлюбить ближнего, не абстрактного - из литературы, а конкретного - стоящего в одной из бесконечных тогдашних очередей или едущего рядом в переполненном автобусе. Так вот, смерть отца в финале "Маленькой Веры" важна более всего своею внезапностью. Он теперь ничего в прошедшем изменить - приподнять, одухотворить, высветлить - не сможет. Стало быть, жить надо сразу набело. Достойно. Поднимаясь над властью физической реальности, что всецело царствует в мире людей с маленькой верой. Точнее было бы сказать - без всякой веры.

Валерия Горелова

Художественный фильм "Маленькая Вера"

Русское кино