Золотая коллекция русского кино Смотрите сегодня: "Собака на сене"

В огне брода нет

Художественный фильм

Авторы сценария - Е. Габрилович, Г. Панфилов

Режиссер - Г. Панфилов

Оператор - Д. Лолинин

Ленфильм. 1967 г.

Драматург Евгений Габрилович однажды рассказал на занятиях Высших режиссерских курсов историю про девушку-санитарку времен Гражданской войны, которая мечтала стать художницей, но погибла, не успев осуществить своего заветного желания. На следующий день раздался звонок в квартиру Габриловича. На пороге стоял нежданный гость - Глеб Панфилов. Безвестный слушатель режиссерских курсов пришел к признанному мэтру с намерением уговорить его стать соавтором сценария, в основу которого была бы положена история о санитарке. И это ему удалось.

С самого начала оба сговорились, что Гражданскую войну они представят не в перестрелках и конных рейдах, а в "размышлениях". И еще сразу решили, что, начиная с непригожей внешности главной героини, все, показанное в будущем фильме, должно быть грубым, достоверным и вместе с тем, говоря словами Габриловича, "как бы гореть изнутри странным, мятежным, неукротимым светом".

Возникла необходимость найти невзрачную, но светоносную исполнительницу на главную роль. Такой среди множества кандидаток никак не находилось. Время шло, и вдруг среди претенденток появилась актриса с непривычной внешностью, далекой от принятых эталонов красоты, но обладающей странной, притягательной силой. В ней, несомненно, таилось то самое "размышление", которое, по замыслу, должно было составить суть фильма, - видна была непреходящая внутренняя сосредоточенность на чем-то существенном, требующем своего разрешения.

На пробах Инна Чурикова, успевшая до того сыграть в кино несколько эпизодических ролей, выполняла, как водится, незамысловатое задание - пила чай из блюдечка. На лице ее, в глазах тем временем пробегала тень затаенной радости, а потом - грусти, острый и проницательный взгляд становился то близким, то далеким, отражая бег мысли.

Картина "В огне брода нет" была первой работой в кино Глеба Панфилова, которому исполнилось уже 34 года, но скромная его практика исчерпывалась несколькими работами на телевидении в Свердловске. И может быть, гибкость и переменчивость душевных состояний, свойственные исполнению Инны Чуриковой, не только пришлись кстати вызревающей творческой манере начинающего режиссера Панфилова, но в какой-то степени и определили эту манеру: тонкие переходы его киноповествования от серьезной интонации к насмешливой, от скрытой, но внятной трагедийности - к едкой иронии.

Инна Чурикова прекрасно сыграла главные роли во всех фильмах режиссера Панфилова, она же должна была воплотить героиню в "Жизни Жанны д'Арк". Однако последний замысел был претворен только в литературном сценарии, написанном Панфиловым в соавторстве опять-таки с Габриловичем. Снять же картину киноначальники не дали возможности.

Приглашая Чурикову в первый свой фильм, Панфилов преодолел многочисленные возражения со стороны тех, кто считал подобный режиссерский ход слишком эксцентричным. Съемочная группа наконец была сформирована. На Оке, в районе Мурома, найдена железнодорожная станция Безлесная, сохранившая почти в неприкосновенности облик пятидесятилетней давности.

К этой-то пустынной станции и прибыл паровозик, тащивший за собой передвижной госпиталь, набитый раненными на Гражданской войне красноармейцами, - съемки фильма начались. Едва успел затормозить поезд, как раненые, прямо в исподнем, высыпали из вагонов и прытко побежали в кусты, по нужде. А между ними заметалась санитарка Таня Теткина, настойчиво выкликая тех, кому после операции вставать и бегать было никак нельзя, и терпеливо снося их ответные грубые шутки и ржание.

Невзрачная девушка в видавшей виды юбке и широкой старушечьей кофте, прибившаяся к санпоезду, старательно выполняет самую черную и неблагодарную работу, улыбаясь простецкой, приот1фывающей десны улыбкой, в ответ на любое обращенное к ней доброе слово. До конца фильма остается неясным, кем она была в прежней, мирной жизни - городской или деревенской, жила ли в семье или воспитывалась в приюте. Абсолютно несомненно только то, что выросла она во всеуравнивающей крайней нужде и тяжелой работе, видя сходное невыносимое существование большинства окружавших ее людей. И не в брошюре она вычитала, не от пропагандиста услышала, а сама выстрадала: "Бедует народ".

Когда же подсказали ей тезис о возможном "счастье" всех трудящихся на земном шаре, она уверовала в чудодейственную силу "мировой революции" с тем пылом, с каким ранние христиане верили в тысячелетнее земное "царствование Христа" после его второго пришествия. И повторяет Таня Теткина словно молитву: "Бедует народ, скорей бы... скорей бы мировая революция".

Таня, "святая душа" - так по первоначальному замыслу должен был называться фильм, - попадает в обстановку Гражданской войны, которая, казалось бы, ведется ради осуществления ее мечты о всеобщем счастье. Но у войны обнаруживается собственная логика, губительная для Танином мечты и выраженная пословицей "В огне брода нет". Она и стала окончательным названием фильма.

Зритель постоянно видит искалеченных и забинтованных раненых. Драматическое напряжение нарастает вследствие стычек и споров в "стане своих". Гражданская война предстает самоистреблением общества, в результате которого низы "бедуют" еще сильнее прежнего.

Светлой вере Тани Теткиной во всеобщее счастье оказываются враждебными не беляки, но сама война красных и белых с ее последствиями, отчетливо сказавшимися в истории страны дальнейших десятилетий.

Беспощадно-натуралистическим казался изобразительный ряд фильма в момент его выпуска в 1968 году. Однако и по прошествии многих лет, когда экран стал жестче и откровеннее, показанное Панфиловым по-прежнему впечатляет неприкрашенной убогостью военного быта, укрупненные и внимательно рассмотренные подробности которого обретают метафорическое звучание. Таков, например, "котел гражданской войны": разрастающийся огонь лижет черное днище котла, в котором закипает адское варево. В кровавой жиже, изрыгая пар, пучатся и вздымаются бинты, рубахи, портки и портянки раненых. Выныривает сапог с разрезанным голенищем, истопник поддевает его, выбрасывает наружу.

только чей хлеб и у кого отнятый? В сцене участвует и Таня Теткина, смотрит молчаливо, широко открытыми глазами.

Еще важнее ее безмолвное соучастие в спорах между двумя большевиками - комендантом санпоезда Фокичем (Михаил Глузский) и комиссаром Евстрюковым (Анатолий Солоницын).

Фокич в фильме страшен, его образ не может ни смягчить, ни приподнять даже финал: попав в плен к белым, Фокич ведет себя перед казнью достойно, гибнет мужественно. Поражает откровенность, с какой написали авторы монологи этого фанатика, характерные для разнообразных харизматических лидеров XX века, "очищавших" свои страны от враждебных элементов, прослоек и народностей.

"Царя шлепнули!" - радуется Фокич. И далее, вдохновенно: "А по мне, затолкать бы их..."

Не менее жестоко продолжение сцены: подъезжает телега с трупом красноармейца из продотрядников. Легко догадаться, как продотрядники изымают у крестьян "излишки", добывая продовольствие для Красной Армии. Истопник, чья семья, надо полагать, пострадала от их усердия, злобно обзывает умершего "дрянью", хотя тот геройски погиб, пытаясь спасти хлеб от огня. Вот всех в одну яму... Генералов, банкиров, шлюх, спекулянтов. Перемешать - и пулеметом их, пулеметом! Чтоб очистить народ. Как из бани!" Фокич, по характеристике Евстрюкова, "кровищу любит". Идеолог кровавого насилия над чужими ("А без крови как? Без нее революции нет... Диктатура - она и есть диктатура"), он редкостно подозрителен и к своим.

Крестьянин Николай оставил в деревне семью с последними запасами и, чтобы не проедать их самому, ушел скитаться. Он пристроился в санпоезде в роли мужа пожилой санитарки, но душа его тоскует по деревне, и он рассказывает о ее лютых бедах. Фокич взвивается от его речей и готов пристрелить за "кадетско-эсеровскую агитацию". А художника из агитвагона Васю за "непохожий" портрет Маркса Фокич не задумываясь обвиняет в контрреволюции.

Но беспощаднее всего оказывается этот поклонник диктатуры к представительнице того самого "трудового народа", ради чистоты которого он готов остальных отправить в яму. К изможденной женщине, которая принесла к санпоезду умирающего от тифа мальчика. Под сильным ливнем она пытается какой-то картонкой отклонить от лица своего сыночка дождевые струи, потом протягивает ребенка в руки санитарки, робко пытается пройти в дверь вагона сама. Фокич зычным, командным окриком останавливает ее - посторонним нельзя. Даже санитарки, даже врач не возражают, чтобы мать вошла в вагон, но Фокич непреклонен: диктатура есть диктатура. Трогается поезд, а женщина, спотыкаясь, из последних сил все бежит, бежит по шпалам... Мальчик умирает почти сразу же после расставания с матерью. "Кончился?" - Отошел". - "Был мальчонка, и нет".

Все это видит "святая душа" Таня Теткина. Внимательно вслушивается она в вялые возражения комиссара Евстрюкова Фокичу, потрясенно наблюдает за тем, как Евстрюков, которого Фокич пронял своими предостережениями, похожими на угрозы, вдруг срывается с места и уходит с попутным красноармейским отрядом на фронт. В сущности, Евстрюков в исполнении Солоницына пасует в этом фильме перед Фокичем. Ищущий взгляд Евстрюкова и не очень содержательные его рассуждения свидетельствуют чаще о растерянности, чем о стойкости. Любопытно, что через четыре года в фильме Алексея

Германа "Проверка на дорогах" Солоницын сыграет особиста Петушкова, словно перенявшего у Фокича его установку на насилие. Но тогда ему будет противопоставлен неколебимый в своей гуманности Локотков - Ролан Быков.

Оператор Дмитрий Долинин работает в глубоком соответствии со смысловой режиссерской задачей Глеба Панфилова. Поражает, например, богатством светосочетаний черно-белая колористика ленты: от солнечно-прозрачных "акварелей" песчаных приокских плесов, куда Таня ходит на свидание с любимым красноармейцем Алешей и все приговаривает: "Красиво!", до "дагеротипов" - заволоченных черными тучами, графитно-угольных небес в момент последней поездки Тани с Фокичем в тыл к белым, навстречу собственной смерти.

История Тани Теткиной, "святой души", в жестоком мире, где господствует закон "в огне брода нет", доведена до трагического финала. Ни словом, ни жестом героиня не свидетельствует о своем прозрении. Однако мысль о пропасти между высокой Таниной мечтой и реальностью Гражданской войны, выраженная всем художественным строем фильма, остается в нем не безличной идеей "повествователя". Ту же идею авторы воплощают в графических композициях, которые, согласно сюжету, нарисовала именно Таня.

Рисунок возникает на экране заставкой-эпиграфом к фильму и потом повторяется по ходу его течения. Автор его - художник Н. Васильева - стилизует изображение под "примитив", намеренно, однако, лишая его теплоты и благостности, свойственных обычно рисункам народных художников. Напротив, придает ему мрачность еле заметного гротеска. На рисунке изображены красноармейцы - кто с шашкой наголо, кто с флагом в руках - с расширенными от ярости глазами и широко открытыми, безмолвно орущими ртами.

Рисунок сопровожден в фильме музыкой, точнее - гротескной же музыкальной фразой композитора Вадима Бибергана. Хриплые мужские голоса выводят с непередаваемо суровой и вместе с тем самопародийной интонацией: "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем..." Таким образом, упования Тани-мученицы на "мировую революцию", в которых выразилась ее вера в грядущее, разоблачаются рисунком Тани-художницы.

Любопытен в этом фильме единственный "классовый враг" - белогвардейский полковник. Евгений Лебедев в своем герое, издерганном хворью (превозмогая боль, он запивает лекарство молоком), подчеркивает прежде всего страшную усталость и горестное осознание абсурдности происходящего. В окружении многочисленных икон - он разместился в доме священника - полковник должен допросить "врага", каковым предстает перед ним нелепая на вид, худо одетая девица с лучезарными, добрыми глазами и, как выясняется, отменным художественным вкусом. Он отпускает ее восвояси, но гибель Фокича вынуждает Таню вернуться обратно. Она даже не успевает бросить в полковника найденный на дороге камушек, он автоматически стреляет первым, и свершается очередной трагический абсурд Гражданской войны: полковник убивает "святую душу", чье желание счастья для всех людей он только что понял и разделил, назвав это стремлением к "благодати".

Совершенно непонятно, как в 1968 году, когда не осталось и следов "оттепели", когда идеологические гайки были завинчены до предела, цензура проворонила эту великолепную и умную картину, выразившую трагизм русской истории XX века, и она, к счастью, вышла на экраны.

Людвига Закржевская

Русское кино