Золотая коллекция русского кино Смотрите сегодня: "31 июня"

Сорок первый

Художественный фильм

Автор сценария - Г. Колтунов

Режиссер - Г. Чухрай

Оператор - С. Урусевский

Мосфильм. 1956 г.

Свою повесть Б. Лавренев, певец братишек Гражданской, напечатал в 1924 году (среди "ролей второго плана" есть в "Сорок первом" матросы-балтийцы). Лавреневская проза обрела вторую жизнь в отечественном кинематографе.

В 1927 году на студии "Межрабпом-Русь", известной своими независимыми проектами, знаменитый режиссер Я. Протазанов экранизировал повесть Лавренева. Роль стрелка Марютки исполнила студентка 3-го курса ГИКа, новичок в кино Ада Войцик. Ее утвердил на роль ассистент Протазанова, будущий мэтр Ю. Райзман. Съемки на Каспии заняли всего два месяца. Войцик удалась сцена последнего выстрела, где она плакала настоящими слезами, а не водой с глицерином.

Восемь рецензий появились в центральной печати, в том числе в самой "Правде" и в "Труде". Одна из рецензий называлась "Плевок на утюг" - то есть, "не сыпь мне соль на раны", не вспоминайте старое, тем более этих белых гадов, вроде кадета Говорухи-Отрока. Темой фильма стал выбор "любовь или долг". Киноведы более позднего времени замечали, что в ту пору, в 20-е

годы, представители побежденного класса, естественно, показывались ущербными, никчемными, равнодушными. К Марютке, которая спасла ему жизнь, протазановский поручик чувствовал благодарность и в лучшем случае покровительственную симпатию. Говоруху-Отрока играл звезда немого кино И. Коваль-Самборский.

В середине 50-х на "Мосфильм" с предложением экранизировать "Сорок первого" пришел Григорий Чухрай, выпускник ВГИКа, ассистент режиссера на Киевской киностудии. Кинематографическое начальство сомневалось: зачем советскому кинематографу нужна вторая экранизация повести, где главный герой, белый офицер, даже вызывает человеческие симпатии?

Участник Сталинградской битвы, о которой правдиво, взволнованно рассказал перед своей кончиной в автобиографической книге "Моя война", Григорий Наумович умел убеждать.

"Сорок первый", несомненно, - один из первых фильмов так называемой "оттепели". Он попал в 1956 год - год "Весны на Заречной улице", уже снимались "Летят журавли". Фронтовик, видевший войну в разных ее проявлениях, Чухрай хотел избавить экран от идеологического монументализма, ложного героизма и казенного пафоса. Его картина не о Щорсе, Чапаеве, Пархоменко или Котовском, это кинорассказ о рядовых участниках Гражданской войны.

Чухрай открывает фильм дикторским текстом: "Вернемся же в бурные и прекрасные годы, первые годы революции..." Родители режиссера, как он говорил, принимали участие в Гражданской войне на стороне красных. Мама была коммунисткой, сам Чухрай был коммунистом до конца своих дней. Но только классовым подходом картина 56-го года не исчерпывается.

Через пески Каракумов на соединение с регулярными войсками Красной Армии пробирается особый Гурьевский отряд - 23 человека и комиссар Евсюков. Современному читателю надо сказать, что адмирал Колчак не имел сплошного фронта. На юге один из его корпусов наступал на Гурьев, тогда важный город при впадении реки Урал в Каспийское море. В повести Лавренева боевая ситуация прояснена, в фильме проведена пунктиром. Итак, разгромленный отряд комиссара Евсюкова вырвался из кольца окружения, подался через пески на восток, игла спасения.

Измученный отряд бредет по пустыне. Это весна 1919 года. Мало воды, почти нет еды. Красноармейцы повалились спать, в карауле Марютка - лучший стрелок отряда, девушка с романтическим симпатичным лицом. Облака наплывают на круглую, такую близкую к пескам луну. Под утро Марютка засекает караван: с десяток верблюдов ведут казахи по некогда Великому шелковому пути..

Евсюков словно заново родился. "Который справа, который слева, - хрипло кричит он, - только верблюдов не упустите!" Николай Афанасьевич Крючков в этой роли уже не "парень из нашего города", возраст не тот. Актер играет размашисто, не прибегая к психологическим полутонам. Его герой, видно, из фабричных рабочих, не крестьянин, не хозяин. С воспаленными веками, красными белками глаз, Евсюков с натугой, осыпая сапогами песок, бежит брать караван, который может принести его отчаявшемуся отряду жизнь, дать надежду дойти до Арала.

Комиссар залег на гребне бархана рядом с Марюткой. "Гляди, офицер!" Та тщательно прицелилась, выстрел. Жертва вроде упала. "Сорок первый, рыбья холера!" - торжествующе кричит девушка. Но нет, из-за горба верблюда показалась винтрвка с приколотым к штыку белым платком. Офицер поднялся и воткнул штык в песок, сдаюсь...

Марютка с досады, что промахнулась, даже папаху с головы сорвала. "Кто таков?" - рычит Евсюков. "Гвардии поручик Говоруха-Отрок", - внешне спокойно отвечает пленный. Статный, красивый, с копной русых волос "породистый" офицер. При обыске красноармейцы находят в подкладке френча поручика потайку, там предписание-бумага: уполномочен Верховным правителем России адмиралом Колчаком доложить секретные сведения устно генералу Драченко. Евсюков понимает, что пленный ничего не скажет. Поэтому оставляет его в живых, хотя все бойцы против такого решения комиссара. И вновь, на этот раз с верблюдами - своими спасителями, - отряд отправляется в путь.

Достоинством сценария Г. Колтунова является лаконичность, емкость и наполненность реплик, диалогов. Фильм не превращается, как шутят киношники, в "говорящие головы". Изобразительный и вербальный ряды в "Сорок первом" уравновешены и находятся в счастливом единстве. Движется караван по бесконечным пескам, оставляют глубокие следы верблюды и бойцы, на фоне закатного неба идет по барханам красный отряд.

В режиссуре этих эпизодов заметна некоторая доля увлеченности Чухраем "роммовской" пустыней. Недаром худруком картины был Михаил Ромм, автор "Тринадцати". Пустыня и море - вот разлом фильма. Слово "разлом" произнесено намеренно. Лавренев после повести "Сорок первый" написал драму "Разлом", поставленную многими театрами.

Кадры пустыни из чухраевского фильма стали классикой советского кино. Их цветографика завораживает. Бесконечно желтое безмолвие укачивает монотонностью. Синее небо, линялое от раскаленного светила. Выдающийся оператор Сергей Урусевский снимает словно "непрерывный цвет", а Чухрай монтирует его длинными и короткими кусками, находя нужный для зрительского восприятия ритм.

Помощник оператора вспоминал: "Перед объективом Урусевский ставит стеклянные пластинки. По первой льют жидкость, похожую на подсолнечное масло, вторая замазана вазелином. Женская часть съемочной группы поставляет Урусевскому для всевозможных сеток старые чулки различной плотности, эти капроновые сеточки работают в сложных комбинациях с бесчисленными туманниками, фильтрами - цветными, нейтрально-серыми, оттененными". "Мазанул" по небосводу оранжевый фильтр. Что, слишком жестка линия? Не страшно. Дополнительный нейтральный фильтр-диффузион размоет. Для Урусевского объектив утратил свое прямое назначение. Для него законы оптики не писаны, поскольку уже не одним объективом он снимает. Да он и не снимал "Сорок первый" - Урусевский живо писал. Его помощниками на картине были А. Темерин и С. Вронский, в скором будущем сами ставшие крупными операторами-постановщиками.

После злопыхатели пустят "дезу": картину, мол, сделал Урусевский, а не Чухрай. У них действительно были сложности на съемочной площадке. А после съемок Г. Колтунов обвинил режиссера в искажении сценарного замысла. Новое в советском кино не давалось простым сложением профессиональных усилий... Но гуманистическую концепцию ленты разработал точно Чухрай.

Евсюков поручает Марютке стеречь поручика: упустишь, семь шкур с тебя спущу. Отряд остановился на ночлег. Связанного пленного Ма-рютка укрывает буркой, а сама ложится под кошмой. В ту несчастную ночь заснул у костра караульный. Проспал, бедолага, верблюдов, увели их ночью казахи.

Евсюков строит в ряд расстрельную команду. Обычно комиссар грозил: "К стенке!" В пустыне стенки нет. Томительная пауза. Наконец Евсюков подходит к хохлу, протягивает зажатую в ладони черняшку: ладно, становись в строй, придем в Казалинск, в штабе фронта будем тебя судить. Комиссар прощает караульного... Разве такое могло быть в армии тогдашнего нарком-военмора, который требовал беспощадности к врагам революции, неукоснительно осуществлял свою "физическую линию". По большей части через введенный им аппарат комиссаров. Чухрай мог легко изменить эту сцену из сценария, следуя логике истории. Но он придерживается своей концепции гуманизма, свойственного мышлению "оттепели". В этом эпизоде режиссер очеловечивает революцию.

Как и в другом - красноармейцы слили из фляжек последнюю воду в котелок, все в очередь пьют по глотку. Оператор снимает сцену одним длинным куском. Марютка отпила свой глоток и протянула котелок пленному. Никто из бойцов слова не сказал. Всем поровну. И вот рке только одиннадцать, пошатываясь от усталости и поземки, бредут по барханам. Еще один упал на песок. Холмик, в него воткнута винтовка погибшего...

Но все-таки добрались до Арала! На экране синь моря, над ним чайка, разбиваются о берег волны. Спасены! В казахском ауле вдоволь наелись плова, запили чаем, перевели дух. В юрте, у костерка, Марютка читает связанному поручику свои стихи: неумелые, но от сердца, воспевающие красных бойцов. Поручик изумлен, тут же узнает, что Марютка - это Мария Филатовна Басова, бывшая рыбачка. Важная сцена для сюжета фильма.

Евсюков принимает решение: сам пойдет берегом в обход в Казалинск, а Марютка с пленным и двумя бойцами сопровождения на боте поплывут через море в штаб фронта, так быстрее доставить на допрос поручика. Приказ комиссара: живым кадета, если что, не оставлять. Есть, - отвечает Марютка. Урусевский снимает прозрачную синь Арала, слепящие солнечные пятна на воде, веселый бег бота. Поручик сидит на корме, за рулем, он ходил на своей яхте по взморью под Петербургом.

Марютка ахнула, приглядевшись к рулевому: глаза-то у тебя точь-в-точь "как синь вода" (Лавренев в повести сравнивает их цвет с разведенной синькой). Поднялся шторм. Волны смыли двух бойцов, ветер сорвал парус. Истово крестится поручик, Господи, пронеси.

Бог спас. Двое выбрались на берег, забились в какой-то сарай. Развели костерок. Порох ссыпали из пули, вместо хвороста жирная рыба сгодилась. Сняли мокрую одежду просушить и сели друг к другу спиной голыми. Киноначальство советовало режиссеру эти кадры исключить. Чухрай не согласился.

Вторая половина фильма - о любви девушки и синеокого поручика. Любви внезапной, сильной, искренней. Марютка первая сделала шаг навстречу. Выходила заболевшего пленного, кормила его горячим, даже махорочки для него нашла. "Что я, зверюка, что ли, лесная?" - "Ты просто золотко, Машенька", - шепчет растроганно поручик. А за сараем утихает море...

Для Изольды Извицкой, выпускницы ВГИКа, роль Марютки была третьей в большом кино (и самой удачной в ее творческой судьбе). Извицкая тактично, тонко показала превращение девушки-бойца в любящую женщину, показала неодолимую, вечную силу первородного человеческого чувства. В сценарии Колтунова был эпизод - во сне к Марютке является комиссар Евсюков, призывая хранить революционную бдительность. А с ним, комиссаром, - тени живых и павших красноармейцев. Режиссер выбросил этот фальшивый, иллюстративный, "классовый" кусок.

Для Олега Стриженова роль Говорухи-Отрока тоже стала третьей в кинокарьере. Но он был рке знаменит, сыграл Овода и Мексиканца. До сих пор актер считает, что Чухрай выбрал его на роль поручика не по типажу, а как известного артиста Образ Говорухи Стриженов придумывал сам: и манеру держаться, и детали поведения.

"На "Сорок первом" Стриженов закрепил свой имидж, помноженный на талант. Французы назвали Стриженова русским Жераром Филипом. На экране его поручик был обаятелен, пластичен, открыт светлым чувствам. На острове Говоруха-Отрок рассказывает о себе девушке: до войны был студентом, изучал филологию, был дом в Петербурге, три стенки книг, лампа под зеленым абажуром. А в ответ: "А я тебе по-простому скажу, счастливая я..." Влюбленные бродят по отмели, поручик носит Марютку на рукax. У него, 27-летнего, здесь, на пустынном островке, у моря, самые наполненные дни в жизни.

Случилась и серьезная ссора. Все из-за разлома, Говорухе надоела кровь, опостылела злоба. Но Марютка со своей большевистской правдой: рано еще конфеты жрать. "Ах, зачем я тебя только полюбила!" Очень важны для фильма слова поручика: "Я ждал революцию как невесту. За всю свою офицерскую жизнь ни разу солдата пальцем не тронул. А меня в Гомеле на вокзале поймали, сорвали погоны, в лицо плевали. А за что?" Марютка бросается к любимому, жарко обнимает.

Но не могут любовь и мир не перейти в неизбежность смертельного выбора. Противопоставление долга и любви - извечные мотивы европейского искусства. Человек подходит к последней черте. Берег, сидят на песке поручик и Марютка. Вдруг мужчина кричит: "Парус!"

Говоруха стремительно вскакивает и бежит по мелководью: "Наши!.. Господа, скорее!" От барки отчаливает лодка, в ней несколько казаков и офицер. Теперь и Марютка разглядела белых. "Стой, кадет поганый! Стой!" Лучший стрелок отряда комиссара Евсюкова нажимает на спуск.

Стремительный наезд камеры на средний план. В последнюю секунду земной жизни поручик успевает прошептать: "Маша..." А Марютка, бросив винтовку, бросается по воде к убитому. Судорожно обнимает голову любимого, безутешно рыдает: "Синеглазенький!" Плещется о берег море. Чиновники картину приняли без поправок. Дебютант Чухрай сразу стал знаменитым режиссером Фильм получил ряд международных призов. Критики того времени, отмечая привлекательность характера Говорухи, говорили о его "духовной бедности" - по сравнению с наивной и, казалось бы, темной Марюткой. Мол, творческое дерзание авторов "Сорок первого" состояло в том, что они через лучшего, духовно самого красивого представителя старого мира показали бесплодие и обреченность этого мира. Пересматривая картину сейчас, видишь - она не устарела.

Напротив. Чухрай показал подлинную картину всенародной трагедии - трагедии Гражданской войны. Ее масштаб стал понятен в конце 80-х годов, когда начали издавать запрещенные книги и воспоминания русских эмигрантов. Свидетельства очевидцев как красного, так и белого терроров - расстрелов, зверств - дополнили отечественные исследователи, получившие доступ к тайным архивам.

"Сорок первый" - фильм-трагедия. Трагедия любви, трагедия России.

Юрий Тюрин

Русское кино