Архангельское

В конце длинной узкой просеки, заросшей травой, виден дом, вернее, проектирующиеся на него ворота с "викториями" и выше них - бельведер, украшенный коринфскими колоннами. Это маленький кусочек старинной архитектуры, раскрывающейся потом широким и величественным полотном. Архангельское рассчитано на дальние точки. Откуда-нибудь с Барвихи уже видна вся продуманная до деталей планировка. Дом с полукруглым выступом, украшенным ионическими полуколоннами, обрамляют далеко вынесенные вперед флигеля оранжерейных корпусов. Между ними большое расстояние - но отсюда, издали, все скрадывается, сливается в один архитектурный организм, и три террасы итальянского парка, с их парапетами, статуями, вазами, сходами, фонтанами, кажутся фундаментом грандиозного и монолитного дворца.

Разве что в Петергофе - и особенно в Гатчине, а позднее в Алупке - так принята во внимание эта рассчитанность на расстояние. Именно в Гатчине наиболее близко применен тот же эффект - пристань на Серебряном озере с ее статуями и лестницами подведена иллюзорным фундаментом под серую громаду дворца.

С двух других сторон Архангельское - обычная русская усадьба - ровный ряд лип, выше их кое-где показывающийся бельведер дома, колокольня церкви, местами просвечивающие кусочки построек с белыми колоннами.

Еще в 1917 году по рабаткам, сопровождающим дорожки, цвели розы - и тогда иначе воспринимался мрамор статуй и ваз; розы и белый полированный камень под бледным небом Севера стремились напомнить об Италии. А дикий виноград, ползущий по стене нижней террасы, и плющ, темно-зелеными полосами протянувшийся в простенках между окнами дома, пытались заменить ползущие глицинии. Осенью они вносили красной и темно-зеленой расцветкой своей звучные ноты во всю изумительную картину старой архитектуры в природном окружении.

Дом в Архангельском, собственно, одноэтажный, с мезонином. Смягченный классицизм стиля Louis XVI проявился в этой полной вкуса и элегантности постройке, украшенной по сторонам двухколонными портиками-подъездами и в центре полукруглым выступом с полуколоннами ионического ордера, несущими купол. Ампирной вышки-бельведера раньше не было - и действительно, без нее архитектура приобретает другой, именно чисто французский характер. Боковые стены дома украшены теми же подъездами-портиками со стеклянными дверями и фигурами мраморных львов на постаментах, их украшающими. Фасад, выходящий на замкнутый двор, отмечен посередине четырехколонным портиком, вместо же выступов по краям протянулись здесь галереи тосканских колонн, приводящие к двум Г-образным флигелям, соединенным между собой воротами, где по сторонам арки, как полагается, расположились летящие с венками "виктории". Внутренние углы флигелей замаскированы круглящейся стеной - здесь фреской, некогда рассчитанной на обман зрения, подобно тому, как это было сделано Гонзаго в Павловске, продолжены колонные галереи. В центре двора круглая клумба - посереди нее мраморная группа ....... , хорошая копия с античной скульптуры. Таинственный и неведомый шевалье де Герн строил этот дворец для кн. Н.А.Голицына, утвердив свое авторство в альбоме мастерски исполненных чертежей.

Может быть, больше, чем другие усадьбы, Архангельское надо знать, уметь воспринять его с тем знаточеством, которое так ценно при изучении города или местности, насыщенных старинными памятниками. И тогда окажется, что не главная линия садов, не парадная анфилада комнат, доступных туристу-обозревателю, а какие-то иные уголки в усадьбе станут характерными и красноречивыми памятниками прошлого. В Архангельском есть такие места - боковые дорожки в акациях, приводящие с первой террасы к дому помимо парадных лестниц и всходов, четырехколонная беседка на песчаном обрыве над старым руслом реки с далеким видом на луга, беседка, окруженная сухим сосновым бором. Или в доме - верхняя библиотека над Экипажным корпусом и, наконец, здание театра, с тонким и безукоризненным вкусом отделанное внутри.

Около дороги в лесу стоит на высоком фундаменте одноэтажное здание театра с портиком полуколонн и расходящимися лестничными всходами на узкой стороне, украшенными розоватыми мраморными вазами. Судя по чертежу, находящемуся в Театральном музее, постройку эту проектировал для кн. Н.Б.Юсупова знаменитый архитектор - декоратор и перспективист кавалер Гонзаго, чье имя неразрывно связано с историей императорских театров конца XVIII века. И это неудивительно, поскольку владелец Архангельского по должности своей имел близкое соприкосновение с артистическим миром конца XVIII - начала XIX века. Театр сохранил целиком свою внутреннюю отделку. Зал подковообразной формы расчленен колоннами, ограничивающими ложи, расположенные в два яруса. В этом отношении он близок к Эрмитажному театру и к давно уже разрушенному театру Таврического дворца. Раскраска в два тона - белый и палевый - в сочетании с голубым бархатом обивки мебели и скамеек партера создает удивительную, ласкающую глаз красочную гармонию. Со сцены свисает занавес; на нем изображена в перспективе уходящая колоннада. Едва ли не писал этот занавес также Гонзаго. Узкие коридоры охватывают зал; они ведут за кулисы с крохотными комнатками - уборными артистов. Здесь кое-где еще остались висеть прелестные и столь типичные ампирные левкасовые бра. Театр в Архангельском, кажется, в последний раз действовал в 1896 году; тогда было проведено туда электричество. Несмотря на все запреты, им захотели, конечно, воспользоваться и в 1921 году. Местный "культактив" репетировал на сцене классического усадебного театра, видевшего когда-то на своих подмостках оперы с превращениями и балетные интермедии, какую-то шаблонную мелодраму из эпохи революции. Но даже выкрики и напыщенные ходульные фразы героев пьесы не могли нарушить того впечатления гармоничной законченности, которое давал пустой зал, погруженный в полусумрак.

Выстроенный в дереве, архангельский театр в конце концов был закрыт, и доступ в него сделался затрудненным. От малейшей неосторожности запылает как спичка в течение ста лет абсолютно высохшее дерево. А ведь театр в Архангельском - единственный, так хорошо сохранившийся среди сооружений этого рода.

Сады Архангельского, бесспорно, самые интересные среди подмосковных усадеб. Итальянского типа, они разбиты на постепенно спускающихся к долине реки террасах. Мраморы ваз, статуй, меморативных колонн отмечают главнейшие архитектурные линии и точки. На верхней террасе дом, стоящий на низком совсем фундаменте, точно непосредственно возникающий из зелени стриженого газона. Стеной стоят по сторонам старые ели, симметрично по сторонам центральной дорожки посажены лиственницы и помещены большие беломраморные вазы. На темной зелени белыми пятнами выделяется мрамор статуй. Балюстрада намечает следующую террасу. Здесь разбегается дорожка по сторонам флигеля, где друг на друга громоздятся мраморные putti. Небожители и сторожевые псы неподвижными изваяниями украшают площадку, снова отграниченную парапетом, где по два размещены бюсты римских императоров. Лестница по двум сторонам арочного грошового сооружения спускается к зеленому лугу, окаймленному стрижеными стенами лип, с уходящими в перспективе шарообразно подровненными деревьями и статуями между ними. В массивах лип спрятались аллеи, приводящие к оранжерейным корпусам; между ними в конце зеленого луга, против дома - мраморная колонна и копии с двух фигур античных бойцов, в стремительном движении направленных друг к другу. Еще дальше - обрыв к реке. В этих террасах парка сказался широкий и величественный размах. Дом, скромный и изящный по архитектуре, кажется действительно роскошным дворцом на этом подножии в перспективе слившихся ступеней парка. В Никольском-Погорелом Барышниковых, да в Яропольце Чернышёвых можно встретить еще аналогичную садово-архитектурную композицию.

В стороне от главной перспективы парк делается интимнее; одна из илироких боковых аллей, украшенная бюстами на постаментах, приводит к памятнику Пушкину; на пьедестале вырезаны строки знаменитой оды "К вельможе".

В противоположной стороне дома,- павильон с ионическими колоннами "Каприз", - тоже выстроенный шевалье де Герном, четырехугольная беседка с арочными пролетами и украшенным кессонами куполом, наконец, арка-ниша, где помещена бронзовая статуя сидящей Екатерины II работы Рашетта. Около "Каприза" - следы ранее бывшего здесь трельяжного сада. А дальше сад переходит в лес с проложенными в нем дорогами - здесь одиноко стоит архангельский театр.

О владельцах усадьбы, о старой жизни с ее вкусами и интересами расскажут не парадные комнаты, обставленные дворцовой мебелью, бронзой, увешанные картинами, убранные фарфором, мелочами-сувенирами, осветительными приборами. Пополнявшаяся новоделами и просто подделками, эта обстановка холодна и бездушна, как всякая дворцовая. Иное дело - верхняя библиотека. Она занимает целый этаж мезонина правого флигеля около ворот. Здесь в шкафах стояли книги, переплетенные в кожу, большей частью, конечно, французские, громадное количество всевозможных увражей по искусству, в частности по архитектуре, планировке и устройству театров. Эти издания, конечно, тесно были связаны с постройками в Архангельском. Ветви деревьев почти касаются стекол квадратных окон, солнечные блики играют на полу, оставляя в полусумраке шкафы с книгами. За столом фигура Жан-Жака Руссо, сделанная в натуральный рост из папье-маше, как бы приглашает посетителя широким жестом руки войти в это книгохранилище XVIII века. Жутко жизненной кажется против света эта кукла, обманчиво-реальная, как всякая иллюзионистическая фигура из паноптикума... Обманно-жизненная, эта кукла [нрзб.] подобна восковому бюсту Людовика XIV работы Бенуа или такому же бюсту князя Потемкина, она стоит на грани между искусством и [мощами] реликвией. Но здесь, в книгохранилище Архангельского, она, кроме того, символ, символ той эпохи, той культуры, которая в конце XVIII века внезапно открыла человечеству природу, опьянив его чистым воздухом полей и лесов. И кажется - встают рядом с Жан-Жаком образы Б. де Сент-Пьера, Жеснера, Делиля и других авторов-сентименталистов, в какой-то степени пленивших вкусы знатного русского барина-крепостника.

Кое-что о прошлом могут рассказать и оголенные теперь комнатки челяди в другом, соответствующем флигеле у ворот, где сложены вышедшие из употребления, но когда-то висевшие по стенам обрамленные гравюры и рисунки - упражнения учеников юсуповскои рисовальной школы.

А экипажи XVIII века, кареты и коляски - парадные, дорожные, выездные, дормезы для долгих путешествий "на своих", по-своему комфортабельные, устроенные со всевозможными остроумными приспособлениями, - раскрывают частицу той жизни небыстрых темпов, когда переезды составляли не минуты и часы, а дни, недели и месяцы.

После этих впечатлений трафаретными кажутся парадные комнаты Архангельского дворца. И это несмотря на то, что прав был автор оды "К вельможе", перечисляя художественные сокровища кн. Н.Б.Юсупова ; и действительно, до сих пор в обстановку вкраплены ценные произведения искусства, вошедшие и в скупые описания дворца, печатавшиеся в журналах и путеводителях, поразившие когда-то посетившего дворец молодого Герцена. В Архангельском находятся плафон работы Тьеполо, панно и картины Клода Жозефа Берне и Гюбера Робера, двух почему-то очень распространенных в России художников, с которыми кн. Н.Б.Юсупов лично познакомился, сопровождая в заграничном путешествии Павла I и его жену графа и графиню Северных. В аристократической Вене запечатлел его (Юсупова. - Сост.) тогда знаменитый портретист и миниатюрист австрийского двора Фр.Фюгер в широкополой шляпе и плаще, открывающем кружевной "испанский" воротник несколько фантастического покроя. Художник в живом повороте лица и фигуры, в условных облаках фона предвосхищает здесь, подобно своим английским собратьям, тот романтический стиль, которому суждено было развиться на переломе XVIII и XIX столетий. Верно, тогда же, во время поездок в чужие края, были приобретены как сувениры виды Венеции работы кого-то из перспективистов конца XVIII века и некоторые антики - бюст Нерона (?), вазы, неплохие копии с древних мраморов и, конечно, панно Гюбера Робера, чью мастерскую посещали, как видно из записок княгини Дашковой, представители высшего общества, в том числе Павел I с женой в обществе Н.Б.Юсупова.

Кое-кто из иностранных художников, живших в России, украсил также своими произведениями стены Архангельского дворца - громадное полотно Дойена висит в столовой; в гостиной же - портрет крепостной примадонны юсуповского театра, написанный де Куртмейлем, живописцем, возглавлявшим юсуповскую художественную школу. В особой угловой комнате около кабинета висят картины Ротари - все те же неизменно слащавые и жеманные головки, как в Петергофе и Ораниенбауме. В этой комнате оконные рамы в мелких переплетах и деревянная обшивка стен вместе с мебелью - креслами-корытцами красного дерева, такими типично "павловскими", - переносят в подлинный восемнадцатый век. Эта же эпоха цельно отпечаталась в одной из "роберовских" комнат, где клетка посреди и птички в росписях стен указывают на ее характер вольера.

В "спальне герцогини Курляндской" колонны по версальской традиции делят комнату на две части; в глубине стояла здесь парадная кровать, оказавшаяся, однако, не подлинной, как и большинство мебели, за исключением зеркала и висящих рядом с ним бра. Голубое и серебро составляли красочное решение в убранстве этой комнаты, где на стенах висят портреты кн. Н.Б.Юсупова (типа Лампи) и его сестры Евдокии Борисовны, жены герцога Петра Бирона, работы Новикова. Большое количество портретов сосредоточено в соседней "императорской", где собраны изображения царской семьи, в том числе превосходный медальон Рашетта, изображающий Екатерину II, а посреди комнаты стоит на постаменте модель памятника Павлу I работы Витали, украшающего дворы Гатчинского и Павловского дворцов. Задуманная меньше чем в натуральную величину, эта статуя на фоне архитектуры прекрасно передает фигуру императора-эстета, в треухе и ботфортах, с палкой в далеко отставленной руке, фигуру, не лишенную величественности в этой столь известной позе, заимствованной с портрета работы Щукина. Лучшим украшением "императорской" комнаты является портрет Елисаветы с арапчонком работы Гроота. Стилистически он необычайно цельно отражал эпоху рококо - и в фигуре императрицы в зеленом мундире, едущей верхом, и в изображении арапчонка-скорохода впереди, одетого в разноцветное платье нежных оттенков с развевающимися позади концами поясного шарфа. Эта группа - точно перенесенная в живопись статуэтка мейсенского фарфора. Переливчатое розово-голубое небо в фоне, светло-зеленые и розовые тона в тканях - все это дает также типичнейшую для рокайльного стиля красочную гамму. "Культ" Екатерины II, памятник которой работы Рашетma украшает парк флигеля, и здесь, в "паркетном зале", где два скульптурных медальона принадлежат тому же Рашетту и МКалло, автору славного фальконетовского памятника Петру I.

Ряд портретов, на этот раз уже фамильных, среди которых имеются работы Рокотова, Робертсона, Винтергальтера, находится в кабинете, обставленном превосходной мебелью карельской березы - креслами, столами и низкими книжными шкафами. Здесь, в двух небольших витринах, выставлены редчайшие образчики изделий находившегося в Архангельском фаянсового завода - блюдца, тарелки, миски, расписанные подглазурным кобальтом. Художественные промыслы вообще тщательно насаждались кн. Н.Б.Юсуповым - в Купавне выделывались дорогие художественные шелка, скатерти, шали, пояса, обойные штофы; в Архангельском - фаянс и фарфор. Впрочем, последний здесь только расписывался и украшался, так как готовый "белый товар" Юсупов непосредственно выписывал из Франции, с Севрской мануфактуры. Керамический завод в Архангельском, конечно, не имел никакого промышленного значения - это была одна из роскошных затей, удовлетворявших высокому вкусу европейски образованного князя Юсупова. Так же как во главе художественной школы - был здесь и француз

Ламберт, неплохой живописец, которому, должно быть, и принадлежит большая часть росписей на редчайшем юсуповском фарфоре с клеймом Архангельского. В Музее фарфора в Москве сохранился чудесный ампирный чайный сервиз с видами Грузина, имения Аракчеева в Новгородской губернии.

Известное разнообразие в обстановку дворца вносила еще столовая с египетскими, правда сильно поновленными, росписями, китайскими вазами на горках, севрским, мейсенским, императорским, нимфенбургским, гарднеровским фарфором в невысоких шкафах и четырьмя, почему-то называемыми "масонскими", люстрами павловского времени в виде железных черненых обручей на цепях с парящими над ними золочеными орлами. Рядом сохранилась небольшая буфетная - комната, где на стене осталась нетронутой фреска-пейзаж в обрамлении египетских колонн. Овальный зал, выступающий световым полукругом, не требует мебели; его убранство составляют полуколонны, арки хор, ампирные палево-золотистые росписи, зеркала двух каминов и, главное, громадная левкасовая люстра "под бронзу", один из самых сложных и значительных образчиков такого рода среди осветительных приборов начала XIX века. Из зала выход в вестибюль, нарядно, с большим вкусом отделанный искусственным мрамором. С двух сторон внутренние лестницы, охватывающие подобие беседок, вернее расписанные под трельяж ниши с помещенными в них статуями амуров, приводят во второй этаж. Здесь находятся "жилые" помещения. Но это уже иная эпоха - середина XIX столетия. Мебель ореховая, гнутая - "Гамбса" кресла, канапе и диваны, обитые кретонами и пестрыми ситцами, составляют здесь обстановку. Самая большая комната - гостиная; тут стоит мебель красного дерева, старинный fliigel и висят по стенам картины. Точно эта комната из другой, совсем не дворцовой, а ере дне дворянской усадьбы... За пятнадцать лет Архангельское искалечено. Сгорели оранжерейные флигеля. Увезены в Румянцевскую библиотеку лучшие книги, Альды и Эльзевиры, из усадебного книгохранилища. Проволокой перерезан парк, поломаны многие статуи и повержены вазы. Пока еще существует музей. Надолго ли?

За день нагреты солнцем мраморные скамейки на террасе перед фонтаном. В сизом мареве - даль за Москвой-рекой, теперь далеко отступившей от усадьбы. И кажется на мгновение, что это не Москва, а Крым. Архангельское - Кореиз. Два юсуповских имения, два художественных полюса вкуса и безвкусия. Вспоминаются - золоченые венские стулья в жилом флигеле Юсуповых в Архангельском и великолепные севрские бисквитные сфинксы с портретными головами из Кореиза. По прихоти владельцев переменились они местами, являясь и здесь и там очевидным диссонансом.

И все же в Архангельском как-то можно не видеть назойливых новшеств - ни зеленой безвкусной статуи молодого Юсупова, погибшего на дуэли, ни мавзолея в виде какой-то игрушечной архитектурной пародии на Казанский собор, особенно режущей глаз около старинной, типичной церкви XVII века.

Террасы. Итальянский сад. За ними, через дорогу на Ильинское - лес с разделанными в нем просеками. Верно, здесь ездили в экипажах. Цепь прудов с ранее бывшими на них лебедями. Где-то тут дорога, соединявшая в старину Архангельское с Никольским-Урюпиным, дорога, приводившая к очаровательному, теперь доживающему свои последние дни "Трианону".

Нарочито руинированная арка при въезде в Архангельское со стороны хозяйственного двора представляется, увы, и здесь символом недалекого будущего. Она идейно перекликается с панно Гюбера Робера, с мотивами этого художника времен Французской революции, нашедшего элегическую красоту в непонятых и искалеченных памятниках старинного искусства...

1994

Библиотека » Усадьбы-памятники в окрестностях Москвы