Золотая коллекция русского кино Смотрите сегодня: "Из жизни отдыхающих"

Георгий Данелия и сценаристы

После окончания картины "Я шагаю по Москве" мне пришла мысль привлечь к работе над сценарием своего будущего фильма большое количество авторов.

И впервые в истории советского кино собрались пять человек, чтобы написать один сценарий: три прозаика, один сценарист и один режиссер, то есть я.

Мы считали, что раз нас пятеро, то сценарий будет в пять раз лучше, в пять раз интереснее, в пять раз талантливее, чем если бы его писал каждый в отдельности. Ну и естественно, писаться он будет в пять раз быстрее.

После длительных телефонных переговоров наконец нам удалось всем пятерым встретиться.

И работа началась.

Сначала прозаики, их было большинство, хвалили друг друга и критиковали других прозаиков, потом они немного похвалили сценариста. Сценарист покритиковал других сценаристов, а я, решив, что обо мне забыли, стал скромно хвалить себя, но меня прервали.

Пора было выйти в народ, пора было сообщить о нашем новаторском начинании.

Так мы и сделали. Мы посетили Дом писателя, Дом журналиста, Дом кино и киностудию.

Наши труды не пропали даром. И вскоре разгорелся спор - хорошо ли, когда много соавторов или нехорошо?

Создав вокруг себя небольшую, но приятную шумиху, мы решили, что настало время подумать, о чем же мы будем писать.

Решили писать комедию. И не просто комедию, а комедию эксцентрическую, психологическую, поэтическую, новую по форме и по содержанию, актуальную, смешную.

Некоторые разногласия у нас возникли по поводу сюжета.

Первый прозаик требовал, чтобы действие происходило в море.

Второй видел наших будущих героев только на асфальте тускло освещенных московских дворов.

Третий, сознавшись, что в кинематографе мало понимает, так как за всю свою жизнь видел лишь одну кинокартину, проголосовал за лес и попросил, чтобы одного из героев обязательно играл Филиппов.

После длительных споров был принят вариант первого прозаика. Вот он.

В порту стоит старый, отработавший свой век корабль. Для плавания он негоден. Отремонтировать его невозможно. Пароходство решает его списать, разрезать и отдать на переплавку. Но капитан корабля, проплававший почти всю свою жизнь на этом судне, не может и не хочет верить, что его корабль стоит у последнего причала. Пользуясь своим авторитетом, он всячески оттягивает его похороны.

Команда корабля, устав от безделья, покидает судно. Единственно, кого устраивает эта канитель, - это старший помощник, жулик и лодырь по натуре. Он набирает новую команду, состоящую из забулдыг, лентяев, и с их помощью начинает свои махинации - распродажу имущества с корабля.

Кончилось все тем, что команда своровала якорь от собственного судна, и корабль благополучно шел на дно.

Утвердив сюжет, мы наметили актеров на главные роли. Вот они: Филиппов, Чарли Чаплин, Пуговкин, Алла Ларионова, Гарин, Брижитт Бардо, Чурикова, Фернандель, Быков, Басов, Мастроянни, София Лорен и другие.

Теперь осталось только записать сценарий.

Но у всех оказались неотложные дела, и мы договорились ровно через месяц встретиться в одном южном приморском городе и, окунувшись в морскую атмосферу, быстро закончить работу.

Ровно через месяц Первый прозаик и я прилетели в намеченный город, вселились в гостиницу и отправились на вокзал встречать Третьего прозаика.

Вид нашего соавтора, вылезшего из вагона, показался нам несколько странным. Он был в грязном брезентовом плаще, резиновых сапогах, на голове красовалась белая мотоциклетная каска, а за спиной болтался огромный мешок, из которого торчали какие-то палки.

Третий прозаик успокоил нас, объяснив, что в свободное время он будет брать напрокат мотоцикл и охотиться.

Мы-то успокоились, но швейцар нашей гостиницы наотрез отказался впустить его, и, только затесавшись в группу входивших в гостиницу интуристов, ему удалось проникнуть внутрь. После маленьких скандальчиков и больших трудов номер для него был получен, и Третий прозаик заявил, что время даром терять он не намерен и немедленно примется за работу.

Естественно, мы заинтересовались, что он будет писать - начало сценария, середину или конец? Но он не собирался писать ни начала, ни середины, ни конца. Он будет писать морские пейзажи, которые потом по мере надобности можно разбросать по всему сценарию. Мы робко заметили, что пейзажи можно и не писать. Их обыкновенно снимает оператор. Но наши возражения не были приняты во внимание. Третий прозаик заявил, что будет сниматься фильм или не будет, это еще неизвестно, а сценарий всегда можно напечатать, и, чем он будет толще, тем для всех нас лучше.

И он пошел к себе, и тотчас за стенкой застрекотала машинка.

Было поздно, пора было спать, но стук машинки взывал к нашей совести, и мы тоже уселись за работу.

К утру мы написали, как нам казалось, очень хороший и смешной эпизод и побежали хвастаться к Третьему прозаику.

Но он не стал знакомиться с нашим творчеством. Третий прозаик заявил, что нам вполне доверяет, что его интересует только описательная часть и вообще ему сейчас некогда.

На столе Третьего прозаика лежала довольно высокая стопка покрытых печатными знаками листов бумаги.

Приглядевшись к ним, мы с удивлением обнаружили белые просторы, льдины, айсберги, белых медведей, чукчей и полярников.

- Зачем айсберги, полярники?! Ведь действие у нас происходит на юге!

Оказалось, что Третий прозаик пишет вовсе не сценарий, а отчет о своей поездке на Север, за который уже был получен аванс. А из этого очерка все, что нам понравится, мы можем вставлять в сценарий, и он, Третий прозаик, за это на нас совершенно не обидится.

Не знаю, чем бы все это кончилось, но в это время, сверкая "молниями" заграничного плаща, вошел Второй прозаик. Он только что прилетел. Всю дорогу он думал о сценарии и понял, что писать надо про любовь. Капитан должен быть молодым, а старпом - девушкой.

Мы с Первым прозаиком саркастически улыбались, но Третий прозаик вдруг почему-то поддержал Второго. Может быть, потому, что Второй прозаик должен был жить с ним в номере.

И возникла холодная война. Все, что предлагали Мы, немедленно отвергалось Ими; все, что предлагали Они, немедленно отвергалось Нами, и т. д.

Холодная война была пресечена приездом большой группы интуристов. Нас выселили из гостиницы, и произошла перестановка сил.

По броне местного филиала Союза писателей Первый и Третий прозаики поселились в Доме колхозника, а мне и Второму прозаику ничего не оставалось делать, как отправиться ночевать на вокзал.

Мы мирно лежали на отполированной транзитными пассажирами деревянной скамье и тихо спорили, на какой международный фестиваль лучше послать наш будущий фильм. Он предлагал Венецианский, Я - Сан-Себастьян, но, чтобы не обидеть друг друга, мы остановились на Каннском.

Так же мирно мы достигли и соглашения по поводу сюжета нашего сценария.

Капитана оставили старым, но подселили на корабль старушку буфетчицу - и получили любовь. А старпома мы сделали молодым стилягой, а капитану дали дочь от первого, несчастливого, брака - и снова получили любовь.

Разбудили нас транзитные студенты. Они узнали Второго прозаика (надо сказать, что он очень популярен среди молодежи) и попросили дать автограф. Второй прозаик, имея щедрую натуру, посоветовал им взять автограф и у меня. Я, конечно, согласился, но студенты, поблагодарив, вежливо отказались.

Первого и Третьего прозаиков мы застали в огромной, мрачной, уставленной койками комнате Дома колхозника.

Но вопреки всем неудобствам, а может быть, благодаря им, Первый и Второй прозаики решили не терять времени и сочинили новый сюжет. Действие развивалось на кладбище. Отвратительного вида покойник до смерти запугивает честных граждан. Капитан умер, а помощник капитана самоотверженно разоблачает покойника. Он вовсе и не покойник, а бандит-рецидивист, который под чужой фамилией работает администратором гостиницы, где и знакомится со своими будущими жертвами.

Хотя нам были ясны истоки этого сюжета, но должную выдержку проявить мы не смогли.

Второй прозаик назвал Третьего архаиком, тот в свою очередь обозвал Второго суперменом. Первый заявил, что они оба модернисты, а они сказали, что Первый - графоман.

Я тогда попробовал принять участие в споре, но тут все трое объединились и заявили, что я, как режиссер, обязан был устроить их по-человечески, а сценарий они и без меня написать могут.

В это время в городе началась областная конференция парикмахеров, и мы снова оказались на улице.

Нашего пятого соавтора - сценариста - мы встретили на Приморском бульваре. Оказалось, что он второй день нас ищет и обошел уже все милиции и морги. Он был великолепно устроен и позвал нас к себе на экстренное совещание.

Сценарист не захотел нас даже слушать. Он сказал, что не нужны никакие капитаны, никакие корабли - все это не важно. Надо писать о человеке, у которого было тридцать три зуба и он зазнался.

Все молчали.

- Может быть, сделаем, что у боцмана тридцать три зуба... - робко предложил я.

Все молчали.

И тут я понял, что корабль безвозвратно тонет.

Первым сбежал Третий прозаик. В Казахстане его ждал перевод огромного романа, и, взвалив на плечо свой мешок, он направился в сторону вокзала. На прощание он нам крикнул, что любые пейзажи из этого романа мы можем использовать в сценарии.

Вторым покинул нас Второй прозаик. К вечеру, не прощаясь, по-английски, улетел и он.

И нас осталось трое. Вернуться в Москву без сценария было стыдно, а писать о корабле уже никто не мог (нас просто тошнило при одном упоминании о нем), и мы написали сценарий "Тридцать три".

Может быть, я рассказал эту историю не совсем точно, может быть. Это было давно.

Г. Данелия. 1982

Библиотека » Георгий Данелия