История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж

Художественный фильм

Автор сценария - Ю. Клепиков Режиссер - А. Михалков-Кончаловский

Оператор - Г. Рерберг Мосфильм. 1966 г. Выход на экран - 1988 г.

К нам вернулась Ася! Героиня "крестьянского", черно-белого фильма режиссера Андрея Михалкова-Кончаловского с длинным и многое объясняющим названием "История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж, потому что гордая была". В год создания картины (1966) несколько отпечатанных копий пустили третьим экраном в так называемый клубный прокат, переименовав ее словно в насмешку в "Асино счастье".

Вот ведь судьба, у фильма было две премьеры в Доме кино: в 1967-м и в декабре 1987-го. Между двумя датами - провал в двадцать лет, гиблая участь полочной картины.

В 1994 году Кончаловский, долгие годы проживший за границей, снявший несколько фильмов в США, поставил на родине картину "Курочка Ряба" - продолжение истории Аси Клячиной почти тридцать лет спустя. Роль Аси сыграла Инна Чурикова. Ия Саввина отказалась сниматься в фильме, ей не понравился сценарий: гротескная, жесткая хроника распада.

Но вернемся к "Истории Аси Клячиной".

..Засеменила по экрану походкой раненой уточки хроменькая деревенская повариха, улыбнулась, заглянула в душу и осталась там навсегда. Русская мадонна, праведница, терпеливо несущая груз своей многотрудной жизни, терпеливо любящая, терпеливо страдающая. С нежным именем тургеневских, бунинских героинь, легким дыханием, отлетающим от губ, и трудовой, земной, тягловой фамилией. Соединившая, казалось бы, несоединимое: крестьянскую выносливость и душевную хрупкость, врожденную интеллигентность. Отсвет "дамы с собачкой" сияет в глазах Ии Саввиной.

Колченогая птичка на вспаханном поле (пожалуй, единственная и не "по-кончаловски" прямодушная метафора фильма) - это Ася. Горлинка, божья пташка. Только не та божья пташка, что "не знает ни заботы, ни труда". Ася - великая труженица, труд ей в радость. Среди кухонного чада и пара ворочает котлы, чистит картошку в бездонную прорву кастрюль - так и мелькают умелые, сильные руки. И никакой злобы на судьбу, сделавшую Асю калекой. Жизнь для Аси - прекрасный дар, который она благодарно принимает.

История, написанная начинавшим в ту пору сценаристом Юрием Клепиковым, проста. Ася любит нагловатого, с амбициями и повадками "первого парня на деревне" шофера Степана (Александр Сурин), беременна от него. При этом Степан к ней почти равнодушен. В Асю влюблен и готов жениться вдовец Чиркунов (Геннадий Егорычев), которого она отвергает. Воистину - не по хорошу мил, а по милу хорош.

Решение Кончаловского взяться за сценарий о русской деревне было встречено на студии с вполне понятным недоумением. Столичный житель, эстет - и сельская глубинка! "Чтоб Андрей Кончаловский в белых штанах и черных очках снимал фильм о деревне!" - шептались в мосфильмовских коридорах. Уникальную способность режиссера "менять кожу" еще не оценили по достоинству.

Попытаемся восстановить исторический контекст. Существуют поворотные даты в истории искусства и литературы, не отмеченные красным цветом в календаре. Но именно тогда, в середине 60-х, не чахлыми травинками в морщинах асфальтовых плит, а мощными зелеными побегами враз взошла так называемая "деревенская проза", закрепившая за собой право первородства, не обросшая еще обозом посредственных эпигонов. Опубликован "Матренин двор" Александра Солженицына. Через год после "рождения" Аси Клячиной в московском издательстве "Советский писатель" вышла книга стихов "Звезда полей" выдающегося русского поэта Николая Рубцова

В одночасье оплавился люмпенский лозунг "Пролетарий не имеет отечества". Литература словно открывала неизведанный материк, сокрытый в глубине России. В этих открытиях сопрягались противоречивые чувства. Радость обретения "тихой родины" (не путать с умилением либеральной публики, неизвестно чему больше обрадовавшейся - то ли тому, что не перевелись-таки праведники на нашей грешной земле, то ли тому, что живут они далеко от столиц и глаза своей праведностью не мозолят) и полынная горечь осознания утрат. Русское крестьянство - хребет России - изувечено множественными переломами: войнами, репрессиями, реформами.

Приступив к постановке, Кончаловский ставит смелый эксперимент: не желая, по его словам, снимать "киноколхоз с заранее расписанными ролями, эта - для Мордюковой, эта - для Рыбникова", посылает гонцов во все концы на поиски подходящих людей - не актеров. Три профессиональных артиста, строго говоря два, (Александр Сурин, сыгравший роль Степана, - режиссер) заняты в картине: Ия Саввина и Любовь Соколова. Правда, перед съемками режиссер честно признался Саввиной, что ищет неактрису на главную роль, но если не найдет, то очень бы хотел, чтобы Асю играла она.

Кончаловский безошибочно выбрал исполнителей-непрофессионалов. Познакомившись с будущими героями, Саввина поначалу отказалась от пробы, так как, по ее словам, "почувствовала себя фальшивой, в коросте театральных штампов с примитивным литературным мироощущением". Жители села Безводное Горьковской области принесли в фильм не просто типажи - свои судьбы, бездну горечи, тоски и... высокой надежды, ею одной и жив русский человек.

Сценарий срывался со становой оси. "Жизнь внесла свои коррективы". И какие коррективы! Драматург и режиссер на ходу меняли некоторые эпизоды сценария - герои рассказывали такое, что невозможно придумать.

Старик Родионычев (дед Тихомир) "восемь годов ни за что барабанил в лагерях до пятьдесят третьего", вернулся к любимой жене Нюре и "нечего сказать, буквально нечего сказать...". Встретились они и не узнали друг друга. Годы разлуки убили близость...

Эпизод снимали в "чапке", колхозной чайной, среди общепитовского убожества, сцена снята почти по-любительски: света мало, пленка выглядит старой. Но слово за слово - и уже не замечаешь ни ободранных стен, ни колченогих пластиковых столов, ни выщербленной посуды. Тоскующая душа смотрит с экрана глазами прозрачной голубизны. Камера Георгия Рерберга, признанного мастера кинематографической живописи, в самые пронзительные минуты фильма отметает вещественное, сосредоточивается на личности - дышит вместе с ней, "думает в одно сердце". И вот он, Человек, во всем величии духовной стати!

Режиссер решал две сложнейшие противоположные задачи: введя профессионалов в естественную среду (куда уж естественнее!), одновременно добивался от неактеров мастерского исполнения ролей. Кончаловский провоцировал Саввину в момент съемок, импровизировал на ходу. В тот момент, когда актриса рке была готова сыграть отрепетированную мизансцену, режиссер внезапно из-за камеры подбрасывал ей новое задание: "Ась, поди к двери" или спрашивал: "Ася, где соль?" Она отвечала и продолжала игру.

Горожанина-вдовца Чиркунова сыграл электромонтер из Владимира Геннадий Егорычев. Человек самородного актерского таланта, личность, достойная пера Дюма-отца. За время съемок он успел трижды жениться и каждый раз играл шумную свадьбу с застольем, плясками и гармошкой. В фильме Егорычев совсем иной. Он играет безответную мужскую любовь-страсть, глухо страдающую, со стиснутыми зубами, слепую - только попытавшись обнять Асю, Чиркунов наконец замечает, что она беременна. Сцена давалась с трудом. Егорычев долго не мог обнять Асю: "Все ненастоящее!" Как видно из биографии, Егорычеву, знающему толк в естестве, мешала "толщинка", кусок ваты на талии актрисы.

С другими исполнителями приходилось совсем туго. Не произносились "чужие" слова. Тракторист Прохор, бывший солдат, с культяпками пальцев на искалеченной руке, рассказывает о своей любви к юной санитарке, о соперничестве двух солдат за ее внимание. Товарища убило, в последнюю минуту он попросил Прохора прикрыть от ее глаз свое изуродованное тело...

Тракторист честно выучил текст сценария и... отбарабанил его перед камерой со стеклянными от страха глазами. Тогда Кончаловский попросил его рассказать про свою жизнь. Прохор рассказал - легко, естественно. Режиссер задавал ему вопросы по сценарию, постепенно втаскивая мужика в сюжет. Словесный пинг-понг закончился тем, что своя жизнь и чужая сплелись у Прохора в одно целое, придуманная судьба стала собственной.

...Гнетущее чувство, как от заплатанной одежды, теснит грудь, когда на экране появится разрушенный храм, тюремного вида нары семейного вагончика, пыльная дорога, брошенные железки. Диву даешься, откуда берется душевная независимость людей от этой убогой жизни, от неприбран-ности быта, от, увы, нестираемых примет современности: орущее радио со сводкой последних известий, грохот расположенного невдалеке от села танкодрома. К чему-то призывают и что-то восклицают лозунги, облепившие грузовичок.

Кончаловский не заключает народ в удушающие интеллигентские объятия, не братается с ним, не подлаживается - "Я свой, ребята, тутошний!", не сюсюкает. Держит дистанцию. Но даже самый придирчивый злопыхатель, самый строгий критик (памятуя о "белых штанах и черных очках") тщетно будет шарить взглядом за плечами режиссера в поисках туристского рюкзачка. Фильм начисто лишен этнографического любопытства, не замаран натуралистическим свинством Кончаловскии проявляет абсолютное чувство меры, такта и выигрывает свой Аустерлиц. В фильме есть на первый взгляд проходной эпизод - обед на полевом стане. Пытливое, доброжелательное всматривание в лица наломавшихся за день крестьян преображает обыденное утоление голода в молчаливую трапезу усталых, но всегда и во всем достойных людей, получивших передышку, погруженных в свои думы.

Подспудно в картине возникает второй пласт, набирающий силу, затмевающий внешнюю сторону существования, - самодвижение народной жизни, артерия с неиссякающим, пульсирующим кровотоком.

В отличие от своих северных сестриц, к тому времени уже умирающих, пустеющих, записанных чьей-то подлой рукой в реестр "неперспективных", это волжское село - живое, людное. Здесь хранят память о роде: старинная семейная икона светит из красного угла Асиной избы, пожелтевшие фотографии предков на стенах. Здесь неостановим извечный круговорот бытия: каторжный крестьянский труд от рассвета до заката, роды в чистом поле, похороны старого человека под надрывные старинные плачи и курлыканье новорожденного Асиного сына.

И еще здесь разливанное, безбрежное, как волжские просторы, море нежности и любви. Все три мужских монолога, вошедшие в фильм, - о любви. Любовь - смысл Асиной жизни. Любовь отдающая, лишенная даже маленькой толики эгоизма, любовь, освещенная божественным светом Любовь как духовный подвиг.

Не только за свое женское счастье сражается Ася, но и за спящую беспробудным, тяжелым сном душу Степана. Убежденность в необходимости своей любви непоколебима в Асе. Парень откровенно, нагло куражится, она смиренно сносит все, потому как знает, что лишь ее чувство способно поднять его с колен, вытащить из помойки, из кучи душевного мусора, в которой увяз Степка по самую маковку.

Неудавшееся самоубийство Аси не только предел, край терпения оскорбленной, униженной женщины, но и отчаяние поводыря, отпустившего руку слепца, не сумевшего вывести его из пустыни.

Страшный эпизод. Ведьмацкой, языческой жутью веет от него. Попытка умерщвления через плоть своей духовной сущности. Ася с разметавшейся косой, в белой рубахе готовит себе петлю. Огромный дедовский сундук, в который ложится Ася, - как чрево могилы.

И все же в битве за душу Степана Ася не вышла побежденной. Ему послано испытание - принимать роды у Аси в безлюдье заснувших полей. Обезумев от страха, Степан будет метаться от стонущей женщины к машине, кричать в ночь, дрожащими руками перевязывать пуповину. Он увидит, каким жгучим страданием исказятся Асины черты, как ее пальцы, схваченные судорогой боли, станут корябать сухую землю и как в муках, слезах, грязи и крови войдет в мир человеческое дитя. Его с Асей дитя.

Пусть пока глухо, надтреснуто, но все же начинают звучать в душе Степки человеческие чувства: некое подобие нежности, пробуждающаяся отцовская и мужская любовь.

И вот тут бы веселым пирком да за свадебку. Но Ася отвергает Степана, просто-напросто гонит его от себя. Потому что глубочайшее достоинство и честь - это и есть счастье Аси Клячиной и отличительная черта народа, к которому она принадлежит. "История Аси Клячиной..." - история не радости, а печали, но печали особого рода, той, о которой сказал поэт: "Печаль моя светла..." Отчего? Оттого, что Ася любила очень, оттого, что гордая была, оттого, что, вернувшись после двадцатилетнего отсутствия, напомнила нам, что не ушла из этого мира любовь, отдающая себя без оглядки и без остатка.

Марина Кузнецова

Русское кино